Пьяный Силен. О богах, козлах и трещинах в реальности

О том, что происходило между Яном и Анной, о планах, которые они придумывали вместе поздними вечерами, когда должны были улаживать юридические дела с ее состоянием, мы ничего толком не знаем. Мы не знаем о тех мечтах и планах, которые они вынашивали на пару. Хотя где-то в задней части янова мозга наверняка таилось осознание, что эти планы с Анной Саксонской — пустышка, одни фантазии. Иногда поздно вечером его разум должно было накрывать ощущение паники — ощущение, что он катится в бездну, в никуда. Никакого хэппи-энда, никакого реалистичного хэппи-энда для Яна и Анны не было. Трудно представить расклад, при котором они так или иначе об этом не знали, при котором это осознание не врывалось порой в их безумную тягу друг к другу. Может, все было так, что они не раз и не два обещали самим себе и друг другу, что это — последний день, что все должно кончиться прямо сегодня. Мы не знаем. Подробности этого романа нам не известны.

У нас есть сведения, что еще до интрижки с Яном Рубенсом Анна Саксонская была возмущена похождениями собственного мужа, Вильгельма Молчаливого. Может быть, это знание и это возмущение заставили ее почувствовать, что у нее развязаны руки. Она могла ощутить, что заслужила и себе право на поругание брачных уз. В глазах своего юриста, Яна Рубенса, она могла углядеть нечто, что блеснуло для нее как шанс отомстить. Или истории об амурных похождениях мужа исполнили ее чувством собственной правоты — а оно было необходимо, чтобы она наконец решилась пойти на что-то, чего ей и так хотелось. Вся эта интрижка могла быть врéменной. Ян и Анна могли считать, что это мимолетный роман, который не может и не должен затягиваться. Они попросту увлеклись. Из-за них все зашло чересчур далеко и длилось чересчур долго. Возникали подозрения, но Ян и Анна вешали себе на уши лапшу, будто никаких подозрений нет.

Охваченные безумной логикой своей интрижки, они закрывали глаза на то, что все вокруг них были в курсе, что происходит. Они лгали друг другу. Они носились со своими фантазиями просто потому, что не могли остановиться. Что-то еще, какая-то иная сила овладела ими и толкала вперед. Остановиться было уже невозможно. Они находили друг для друга предлоги, чтобы все продлилось еще один день, — и так раз за разом. Из окон в кабинете Анны Саксонской они глядели на дерево во внутреннем дворике — и оно им казалось таким живым, это дерево. Его зелень ошеломляла — ветерок гулял в листьях так, будто что-то оживляло ветви.

Количество «еще одних дней» в итоге перевалило через край. Недовольный слуга, какой-нибудь родственник, желавший заполучить себе привилегии доносительством, верный осведомитель Вильгельма — кто-то, мы не знаем, кто именно, — но кто-то наконец перешел к решительным действиям. Неким образом до ушей Вильгельма Молчаливого донеслись вести, игнорировать которые было нельзя. Какое-то время Анна и Ян все отрицали. Анна заявляла, что нет доказательств, и требовала, чтобы обвинения рассматривались в суде. Потом стало ясно, что она беременна. Поскольку ее мужа, Вильгельма Оранского, физически не было в доме, где в тот год находилась Анна, обсуждать было нечего. В августе 1571 года у нее родилась девочка. Ее назвали Кристиной. По сути, она была сводной сестрой Питера Пауля Рубенса, который родится шесть лет спустя — уже после заключения Яна Рубенса и после того, как тот чуть не был казнен, вернулся к Марии и смирился с тем, что его жизнь в качестве человека мира, человека, представляющего хоть какую-то важность, — кончена.

Анна и ее дочь Кристина, по сути, подверглись изгнанию. Их отослали в замок и держали там в изоляции. У Анны начали отказывать разум и здоровье. Ее брак с Вильгельмом Молчаливым был расторгнут. В итоге Анну перевезли в Дрезден и заперли в комнате без окон и с прорезью, через которую она получала дневной паек. По большинству рассказов, она абсолютно сошла с ума. Будучи оторвана от мира, она потеряла с ним связь. Она потеряла связь и с собой, и со всем окружающим. В 1577 году — том самом году, когда у Яна с Марией родился Питер Пауль Рубенс, — Анна Саксонская умерла в своей глухой каморке в Дрездене. Ей было 32 года.

Такие вот были ставки. Конечно, Ян и Анна не могли знать, что ставки будут именно такие. Но должны были знать, что да, примерно такие ставки. Должны были знать, что подвергают себя примерно такой опасности. Ян провел несколько лет за решеткой, и некоторую часть этого периода все шло к тому, что скоро его казнят. Вильгельм Молчаливый решил сохранить Яну жизнь и затем отпустить из тюрьмы лишь после неустанных и регулярных ходатайств со стороны супруги Яна, Марии. Но Яну назначили всякие штрафы и сделали так, чтобы он не вернулся к какому-либо подобию нормальной жизни, какая у него была до интрижки с Анной.