Пять лепестков на счастье

Надеждин приехал в Воздвиженск, уступив уговорам сестры, которая не оставляла намерений женить единственного брата. С московскими невестами не получалось, поэтому она решила взяться за провинциальных, для чего списалась с тетушкой. Шелыганова обрадовалась письму племянницы и обещала устроить все в самом лучшем виде. Нельзя сказать, что Надеждин страдал от одиночества. Он был вполне доволен своим холостяцким существованием, время от времени заводил связи с женщинами, наслаждался их обществом и обрывал отношения, как только они начинали тяготить обе стороны. Про себя Надеждин давно решил, что не годится для брака, поэтому желанию сестры сопротивлялся как мог. И все же в результате долгих уговоров согласился погостить недельку в Воздвиженске, а потом уж непременно в Крым, где к августу обещала собраться интереснейшая компания старинных приятелей.

Вот такие планы имел Андрей Никитич Надеждин, приехав в город. Но прошла неделя, другая, а он все не возвращался в Москву, исправно посещал тетушку, которая старательно знакомила его с самыми видными невестами города, устраивала обеды и выезды по гостям.

– Прошу любить и жаловать, мой племянник из Москвы.

– Расскажите про Москву, Андрей Никитич!

– А что это вы в штатском, мне говорили, вы офицер.

– Разве учителя бывают офицерами?

– А в скачках вы участвуете? Я читала, что военные непременно должны участвовать в скачках.

– Что в Москве за балы? Мне на днях писала кузина…

Все это утомляло Надеждина, одни и те же вопросы, одни и те же разговоры, но он исправно отвечал, кланялся, целовал ручки, подавал шали и книги, рассказывал о пользе компрессов мамашам и о стрелковом оружии отцам. В общем, произвел на местное общество самое выгодное впечатление. По всему чувствовал – пора уезжать, но… тянул. Ругал себя за это и ничего не мог поделать. Она его пленила – женщина с печальными глазами. И тот разговор в парке, десятки раз воскрешенный в памяти, не отпускал. Почему она несчастна?

Позже Надеждин не единожды видел Любовь Николаевну с мужем, то на ужине у тетушки, то на концерте в парке, а то и просто в коляске, когда они проезжали по городу. Красивая пара. Он высокий, статный, основательный. Она рядом с ним – изящная и прелестная. На людях они выглядели безупречно. Петр Гордеевич обращался с женой внимательно и ласково. Но грусть в ее глазах не проходила.

А Надеждин пленялся все больше и больше. Каждый раз, собираясь с визитом или на вечер, гадал: она придет или нет. Если приходила – сердце начинало биться сильнее, а если нет – чувствовал огромное разочарование и вечер переставал быть сколь-нибудь интересным.

Он любовался ею всей – завитками волос около аккуратного уха, тем, как чуть склоняла голову, слушая собеседника, тем, как, задумавшись, вертела кольца на тонких пальцах.

«С этой женщиной можно прожить жизнь», – подумал Надеждин однажды ночью, лежа без сна, и испугался собственных мыслей.

Она не твоя, она принадлежит другому, и жизнь проживет с другим. Надеждин, не любя сплетен и не прислушиваясь к ним, ничего не знал о Павлине и Петре Гордеевиче. Видел только, с каким любопытством порой поглядывали дамы на Любовь Николаевну, а та, казалось, не замечала этих взглядов, была ровна и обходительна со всеми. Впрочем, больше молчалива.

Пора уезжать из Воздвиженска, пора. Это самый лучший выход, пока все не зашло слишком далеко.

Неделя в Москве, а потом – Крым. Море, солнце, виноград, вино, знакомые и шумные беззаботные вечера.

5

Любовь Николаевна не ожидала, что этот человек придет к ней с визитом. Они несколько раз сталкивались у знакомых и в городе, неизменно приветствовали друг друга, обменивались нужными и ни к чему не обязывающими словами… И вот он пришел.

Она взволновалась, тут же обратила свой взгляд в зеркало. Хороша ли? Не бледна? Поправила блузку, кружева на ней… а впрочем…

– Я уезжаю и пришел попрощаться, – сказал Надеждин после обязательных приветствий и целований рук.

– Так скоро? – слова сорвались сами.

– Дела зовут. – Его губы, наверное, должны были улыбнуться, но улыбки не получилось.

– Ну что же… – Она не могла найти подходящих слов и снова мысленно одевала его в военный костюм, думая о том, что там, в Москве, в своем обществе он более интересен и естественен, чем здесь. – Чаю?

– Не откажусь.

Она раскрыла окна. Душно… как душно.

Они пили чай и говорили о каких-то совсем незначащих пустяках. И почему-то о яблоках, которых в этом году поспеет больше обычного, и о том, что ей обязательно надо поехать в Крым – он настаивает.

– Море вас восхитит, я уверен. Все, кто видят море в первый раз, – ошеломлены. У него есть свой запах. А шум волн…

Снова этот человек казался ей сосредоточением счастья. У него есть дело, ученики, море… В нем все было прекрасно. Даже фамилия. Надеждин.

Они прощались долго и мучительно. Каждый хотел сказать больше, чем мог, каждый чувствовал, что разлука принесет огорчение, степень которого еще только предстоит оценить. Он снова целовал ей руки, а она бледно улыбалась и желала хорошей поездки в Крым.