Письма. Часть 2

Поэзия — уже перевод, с родного языка на чужой — будь то французский или немецкий — неважно. Для поэта нет родного языка. Писать стихи и значит перелагать. Поэтому я не понимаю, когда говорят о французских, русских или прочих поэтах. Поэт может писать по-французски, но не быть французским поэтом. Смешно.

Я не русский поэт и всегда недоумеваю, когда меня им считают в называют. Для того и становишься поэтом (если им вообще можно стать, если им не являешься отродясь!), чтобы не быть французом, русским и т. д., чтобы быть — всем. Иными словами: ты — поэт, ибо не француз. Национальность — это от- и заключенность. Орфей взрывает национальность или настолько широко раздвигает ее пределы, что все (и бывшие, и сущие) заключаются в нее. И хороший немец — там! И — хороший русский!

Но в каждом языке есть нечто лишь ему свойственное, что и есть сам язык. Поэтому по-французски ты звучишь иначе, чем по-немецки, — оттого и стал писать по-французски! Немецкий глубже французского, полнее, растяжимее, темнее. Французский: часы без отзвука, немецкий — более отзвук, чем часы (бой). Немецкий продолжает создаваться читателем — вновь и вновь, бесконечно. Французский — уже создан. Немецкий — возникает, французский — существует. Язык неблагодарный для поэтов — потому ты и стал писать на нем. Почти невозможный язык.

Немецкий — бесконечное обещание (тоже — дар!), но французский— дар окончательный. Платен[466] пишет по-французски. Ты («Verger») пишешь по-немецки, то есть — себя, поэта. Ибо немецкий ближе всех к родному. Ближе русского, по-моему. Еще ближе.

Райнер, узнаю тебя в каждой строчке, но звучишь ты короче, каждая строка — усеченный Рильке, почти как конспект. Каждое слово. Каждый слог.

Grand-Maоtre des absences[467] это ты прекрасно сделал. Grossmeister звучало бы не так! И — partance (entre ton trop d’arrivйe et ton trop de partance[468] — это идет издалека — потому и заходит так далеко!) из стихов Марии Стюарт:

Combien j’ai douce souvenance
De се beau pays de France…[469]

Знаешь ли ты эти ее строки:

Car mon pis et mon mieux
Sont les plus desйrts lieux?[470]

(Райнер, что великолепно прозвучало бы по-французски, так это «Песнь о корнете»![471])

Стихотворение Verger[472] я переписала для Бориса.

Soyons plus vite
Que le rapide dйpart[473]

— это рифмуется с моим:

Тот поезд, на который все —
Опаздывают…

(О поэте).[474]

A «pourquoi tant appuyer»[475] — co словами мадемуазель Леспинас: «Glissez, mortels, n’appuyez pas!»[476]

Знаешь, что нового в этой книге? Твоя улыбка. («Les Anges sont-ils devenus discrete» — «Mais l’excellente place — est un peu trop en face»…)[477] Ax, Райнер, первую страницу этого письма я могла бы совсем опустить. Сегодня ты:

…Et pourtant quel fier moment
lorsqu’un instant le vent se dйclare
pour tel paus: consent а la France[478]

Будь я французом и пиши я о твоей книге, я поставила бы эпиграфом: «consent а la France».[479] А теперь — от тебя ко мне:

Parfois elle paraоt attendrie
Qu’on l’йcoute si bien, —
alors elle montre sa vie
et ne dit plus rien[480]

(Ты, природа!)

Но ты еще и поэт, Райнер, а от поэтов ждут de l’inйdit.[481] Поэтому скорее — большое письмо, для меня одной, иначе я притворюсь глупей, чем на самом деле, «обижусь», «буду обманута в лучших чувствах» и т. д., но ведь ты напишешь мне (для своего успокоения! и потому что ты добрый!).

Можно мне поцеловать тебя? Ведь это не более, чем обнять, а обнимать, не целуя, — почти невозможно!

Марина

На обороте твоего конверта:

Отправитель: Muzot sur Sierre (Valais), Suisse.[482]

Мюзо — автор стихов твоей книги. Поэтому он посылает ее, не упоминая о тебе/ тебя[483]

St. Gilles-sur-Vie

2-го августа 1926 г.

Райнер, твое письмо я получила в день своих именин — 17/30 июля, у меня ведь тоже есть святая, хотя я ощущаю себя первенцем своего имени, как тебя — первенцем твоего. Святой, которого звали Райнер, звался, верно, иначе. Ты — Райнер.

Итак, в день моих именин я получила лучший подарок — твое письмо. Как всегда, совсем неожиданно. Я никогда к тебе не привыкну (как к себе самой!), и к этому изумлению тоже, и к собственным мыслям о тебе. Ты — то, что приснится мне этой ночью, чему я этой ночью буду сниться. (Видеть сон или во сне быть увиденной?) Незнакомкою в чужом сне. Я никогда не жду, я всегда узнаю тебя.

Если мы кому-нибудь приснимся вместе — значит, мы встретимся.