Письма мертвой королеве (СИ)

На вид, решила Рататоск, Мимир вполне может доводиться ровесником Браги или Ньёрду, не самым дряхлым из обитателей Асгарда. Взгляд же его серых глаз был вполне бодрым и любопытствующим. Мимир не поднялся навстречу незваным гостям, но приветствовал их утробным рыком, прокатившимся под сводами огромного грота:

— А, вот кто так настойчиво рвался ко мне на огонек. Ну, входите, коли сумели пройти, и дайте-ка мне на вас глянуть… — он не стал спрашивать имен гостей, но нахмурился в недоумении: — Братья Локинссон. Дева Рататоск. Полагаю, уж кому-кому, но вам заемная мудрость потребна менее всего. Загляните, как обзаведётесь потомством и седыми волосами, тогда потолкуем.

Троица переглянулась, запоздало смекнув: за ворохом быстро сменяющихся опасностей они просто не успели посоветоваться касательно того, как вести беседу с хранителем источника. Рататоск украдкой наступила Фенриру на лапу. Волкодлак тяпнул сводного братца за лодыжку, вынудив сделать шаг вперед. Слейпнир, поняв, что отдуваться за братские задумки опять придется ему, кашлянул, лихорадочно соображая:

— Достопочтенный Мимир не совсем верно понимает цель нашего появления здесь… Нам, э-э… мы не заслужили такой чести, как испить из великого источника, и меньше всего мы помышляли о том, чтобы сделать это… Мы… мы собирались просить…

— Молить, — страшным шепотом подсказала Рататоск.

— Да-да, именно молить, — подхватил Слейпнир, кивком поблагодарив девицу, — о величайшем одолжении — позволить набрать чашу воды для того, кто действительно в этом нуждается, — он перевел дух, чувствуя, как по спине градом катится пот, причем холодный. Стоило больше упражняться в риторике, тогда бы он сейчас не мямлил и не заикался, как неопытный оратор, впервые вышедший к требовательной публике. — Мы готовы принести клятву на железе, огне и крови, что не попытаемся сами воспользоваться водой источника, не позволим прикоснуться к ней никому недостойному или питающему грязные умыслы, — речь Слейпнира становилась все более гладкой и бойкой, — и вручим ее именно тому, для кого она предназначена — всю до последней капли.

— Складно излагаешь, — кивнул Мимир. — Ровно как папаша твой. Кстати, как он поживает? Давненько он ко мне не заглядывал. Ни он, ни старший ваш, Один. Должно быть, научились обходиться собственным умом.

— Локи женился, — сдержанно отозвался Слейпнир. — На асинье Сигюн, дочери Грима Стуролоссона, прозванного Тихим.

— Да? — удивился Мимир. — А чего тогда на свадьбу не позвал? Небось, праздновали так, что все миры дрожали?

— Локи и его жена сочли, что шумное застолье им не по душе. Церемония была очень короткой и почти без гостей, — разъяснил Слейпнир.

— Угу, — великан почесал заросший жестким волосом подбородок, подцепив пальцем тугую плетенку ожерелья. — Вот оно как. Что ж, жениться — дело хорошее. А у меня вот как-то не сложилось… — шумно принюхался и перевернул жарящихся над огнём рыб. — Так ради кого вы так усердствуете?

Фенрир боднул Рататоск лбом под колени. Слейпнир украдкой толкнул ее в бок, мол, настала твоя очередь. Белочка-оборотень набрала побольше воздуху, потупила глаза и подпустила в голос едва сдерживаемых рыданий, исполненных истинной скорби:

— Понимаете, речь идет о Гюльве…

— О Гюльве-вёльве? — уточил великан. — Эхх, какая девка была, пока в своем чароплетстве не увязла по уши. Огонь, не девица. Всего сама хотела добиться. Зачем бы ей на старости лет понадобилась колдовская водица?

— Помимо бабули Гюльвы, тут еще замешана Хель, сестра этих двоих оторвиголов, и Бальдр Одинссон, ну, вы его точно знаете… — Рататоск принялась в бессчетный раз излагать злосчастную историю, что погнала их в путь. Лососи тем временем окончательно изжарились, хозяин по доброте душевной поделился с гостями. Фенрир проглотил свою порцию даже не жуя, громко хрустя попавшими на зуб костями и пуская слюни. Рататоск говорила, ощущая, как горло покрывается изнутри шершавым слоем слежавшихся песчинок. Нет уж, если им опять выпадет рассказывать все сначала, пусть отдувается Фенрир. Он их в это втянул, а теперь прикинулся бессловесной зверюгой и сидит, чавкает без зазрения совести!

— Мы рассудили, что единственное, чего не изведала Гюльва — это обычной жизни, — завершила свою длинную повесть Рататоск. — Вдруг глоток воды из вашего источника дарует ей эту возможность… — она скосилась на Мимира и голос ее упал: — Мы ошиблись, да? Все было зря?

Великан довольно долго молчал. Плескались волны, пробираясь в распадках между камней, порождая гулкое, шепчущее эхо. Фенрир догрыз рыбью голову и улегся, пристроив острую морду на сапоге Слейпнира.