Письма мертвой королеве (СИ)

— Сле-ейпнир, — предостерегающе протянул волкодлак, — я как наяву предвижу, твоя умная голова вскоре разлетится вдребезги под напором слишком умных мыслей. Тебе дали хороший совет, вот и воспользуйся им.

— Подождите, — вмешалась Рататоск. Тревога Слейпнира оказалась заразной, и теперь белке-оборотню тоже стало не по себе, — а если Мимир прав? Если мы только все испортим?

— Да ну вас! — обозлился Фенрир. — Только трусы бросают задуманное на полпути оттого, что им черная кошка дорогу перебежала или сорока по левую руку с утра вспорхнула! Рататоск, ты же сама ныла с утра до вечера: кто, если не мы, им надо помочь, нельзя сидеть, сложа руки! Забыла, что ли?

— Ничего я не забыла, — взъерошила шерсть на хвосте белка. — Просто… просто я не знаю. Пророчества — не такая вещь, которой можно запросто разбрасываться. Пророчества меняют судьбы и перекраивают мир. Никто бы не посадил тебя на цепь, если б Один и следом за ним все прочие не уверовали в истинность грядущего Рагнарёка!

— Это слишком сложно для меня, — тряхнул буйной головушкой Фенрир. — Хватит болтать. Я иду к бабуле Гюльве. Постараюсь ее убедить выбраться из норы и проведать Асгард. Вы двое, наберите подходящей воды и топайте домой. Поднесете вёльве кувшинчик с ручьевой водой и скажете, что это и есть верное спасение от ее напастей. Только не отдавайте сразу, а только после того, как она выполнит обещанное. Сначала товар, потом золото, все как полагается.

Он сорвался с места, побежал трусцой вдоль прибрежной кромки, на ходу переливаясь из облика в облик, текучий и неуловимый, как ветер, огонь или снег.

Слейпнир с философическим видом покорности судьбе пожал плечами:

— Может, мы в самом деле слишком много размышляем вместо того, чтобы действовать… Нам возвращаться через Ётунхейм, а там протекает Вимур. Как полагаешь, сойдет он для наших целей?

Рататоск как наяву увидела холодную и быструю реку с каменистым дном и студеной водой, от которой сводит скулы и ломит зубы. Однажды она сидела на берегу и ждала кого-то, а он не шел и не шел, и ей было тогда так грустно и одиноко…

— Конечно, подойдет, — согласилась девица-оборотень.

Ётунхейм.

Старая Гюльва с удрученным видом ежилась на упавшем каменном обелиске подле входа в свое подземное жилище. Из черного зева пещеры неспешно выплывали клубы бурого с желтизной и на редкость вонючего дыма. Видимо, изготовление очередного чародейского зелья пошло не так — то ли мандрагора оказалась с гнильцой, то ли сушеных жаб недостало.

Почтенная Гюльва пребывала не в духе. На любезное предложение правнука с ветерком прокатить ее до Асгарда она ответила точным и метким ударом клюки по спине. Оскорбленный Фенрир взвизгнул и отскочил, а бабуля возмущенно затрясла сухоньким кулачком:

— Я тебе, дармоеду и проглоту блохастому, не какая-то из твоих гулящих девок! Ишь, чего удумал — чтобы я, потомственная вёльва, тряслась у него на хребте да последние косточки себе переломала! Нет уж, не на такую напал! Коли я по вашей прихоти вынуждена куда-то тащиться, я пойду, как подобает уважаемой женщине! Хеймдалль! — Гюльва вонзила кривую палку в податливую cухую землю. — Хеймдалль, оглох ты там, что ли, на старости лет? Открывай дорогу, кому говорят! Да я это, я, не померла еще, не надейся, — ведьма мелко захихикала.

Фенрир на всякий случай метнулся в заросли сухо шелестящих папоротников. Хеймдалля, бессменного стража и хранителя Радужного Моста, именовали всевидящим и уверяли, якобы он способен прозреть творящиеся безобразия в любом из Девяти Миров. На опыте отца и своем собственном Фенрир убедился, что слухи весьма далеки от истины. Может, прежде Хеймдалль и славился уникальной зоркостью, но теперь его талантов хватало лишь на то, чтобы углядеть крупные военные сражения в ближайших к Асгарду мирах. Мелких же ежедневных происшествий Хеймдалль не различал вовсе и, конечно, куда ему заметить укрывшегося в траве волка.

Никогда не стоит недооценивать противников, — повторял отец, и Фенрир накрепко усвоил его урок. С него не убудет смирно полежать в жухлой траве, любуясь на ниспадающее с небес радужное полотнище, переливающееся и искрящее так, что глазам больно. Биврёст уткнулся в вершину холма, ровнехонько промеж старых менгиров, и бабуля, кряхтя и ворча, поплелась по склону кургана.

Волкодлак проследил за тем, как старая колдунья ступила на мерцающую гладь моста и заковыляла вперед, одновременно продвигаясь вверх. Согбенная фигурка с клюкой постепенно уменьшалась, вызывающе-черная посреди радужных всплесков и ослепительного ледяного сияния. Когда вёльва вскарабкалась достаточно высоко, поравнявшись с вершинами сосен, сверкающий мост языком огромной ящерицы втянулся в низкие серые небеса, прихватив странницу с собой.