Пламя и ветер

Его ждал отец. Юноша затаил дыхание: зачем только он вернулся домой, лучше было остаться в поле или пробродить всю ночь. Лучше было уйти куда глаза глядят и никогда не возвращаться!

Отец Павла, разумный человек, приехал потому, что квартирохозяйка дала ему знать о поведении сына. Отец решил не поднимать шум из-за того, что сын прогуливает школу. Ведь и ему самому было когда-то семнадцать, восемнадцать и двадцать лет! Ведь и он прожил юность! Разве сам он не испытывал мук первой любви и отвращения к миру, который должен быть совершеннее, прекраснее, справедливее? Эх, если бы хоть долю, хоть крупицу своего опыта передать Павлу! Куда там, ничего, почти ничего невозможно передать даже родному сыну. Человек должен все пережить сам, познать на собственной шкуре. Даже тому, кто обращается к тебе за советом, трудно правильно посоветовать. Единственное, что можно сделать, если, конечно, у тебя есть власть, — это запретить. Да, если у тебя есть власть, можно запретить. Но что, если этим запретом ты погубишь сердце, убьешь счастье? Да и есть ли у тебя такая власть, чтобы запретить чувства, мысли?

Отец не стал расспрашивать сына, почему тот не ходит в школу. Он только сказал, что скоро каникулы, и спросил, собирается ли Павел провести их дома. И хочет ли он окончить седьмой класс и перейти в восьмой или предпочтет сейчас же уехать домой? Какие у него планы?

Павел угрюмо молчал, опустив взгляд и пожимая плечами.

Отец закурил сигарету и стал ходить по комнате, переведя разговор на семейные дела.

Квартирохозяйка принесла ужин, отец с аппетитом взялся за него, Павел совсем не ел. Отец, казалось, не замечал этого. Он ел и рассказывал, что прикупил участок земли, чтобы расширить сад, еще до каникул он поставит там беседку, да не какую-нибудь собачью конуру, а красивое строеньице, где при случае и ночевать можно. Старший брат Павла, Эмиль, хочет поступить в Академию художеств. Когда он вернется домой, можно было бы там, в беседке, устроить для него ателье. У него, говорят, талант, а талант надо беречь. Не такой мы, чехи, большой народ, чтобы могли швыряться талантами. Если Эмиль хочет, если у него талант... Что делает человека художником, творцом? Задумывался ты над этим, Павел? Внутренний огонь, избыток чувств. Человек — сложное существо... Как ты думаешь, Павел?.. Ну, вот я и наелся. Ты в самом деле не голоден? А что ты ел?

Павел немного помедлил, потом сел к столу и стал быстро есть.

— Эмиль с детства рисовал и писал красками, ты ведь знаешь, — продолжал отец. — Поэтому я в свое время решил, что ему лучше учиться в реальном, а тебе, поскольку тебя занимало только чтение, больше подходит гимназия. Когда-нибудь ты сможешь стать юристом, как и я. Сейчас ты уже в седьмом классе, но, быть может, думаешь, что я зря отдал тебя в гимназию? Может, ты хочешь заняться чем-то другим? Учиться ремеслу? Или продолжать образование за границей, в Берлине, в Париже? Средств у меня на это хватит... Но ведь ты не знаешь иностранных языков? Впрочем, если тебя интересует заграница, это хорошо. Но не лучше ли поехать туда попозже, когда ты кончишь гимназию? Если хочешь поехать во Францию и изучишь французский язык, пожалуйста. Найди учителя, и можешь начать хоть завтра. Но только не в ущерб остальным занятиям.

— Так, значит, Эмиль собирается в Академию художеств? — уже с интересом спросил Павел.

— Вероятно, он поедет в Париж. Вообще я советовал ему проехаться по Европе, побывать в картинных галереях. Самая передовая живопись сейчас в Париже. Так говорит Эмиль.

— А я... мне хотелось бы писать стихи, — воскликнул Павел. — Литература, мне кажется, даже важнее, чем живопись и музыка. Это самое высокое искусство!

— Если у тебя есть талант, — сказал отец. — Но талант не купишь в аптеке, мальчик.

— Я начну изучать французский. Как раз есть одна учительница...

— Ты договоришься сам или мне поговорить с ней завтра? — спросил отец. — Я хотел бы уехать завтра утром. А может быть, мне зайти к директору гимназии и сказать, что ты хворал, а теперь выздоровел и наверстаешь упущенное?

— Было бы очень хорошо, если бы ты остался, папа, и зашел завтра к нам в гимназию. Да, да, я догоню все, что пропустил. — Павел был тронут до слез. — Обещаю тебе!

— Вот это я и хотел услышать. А к учительнице французского языка мы зайдем вместе.

«Вот это отец! — думал Павел. — Такого отца ни у кого нет, кроме нас с Эмилем. Такого папу днем с огнем не найдешь!»

Гложек-старший с довольным видом поглаживал усы. Сын переживает душевный кризис, быть может, величайший кризис в его недолгой жизни, но сейчас, очевидно, все пойдет на лад. Павел уже не захочет броситься со скалы или вскрыть себе вены. Кризис, видимо, миновал. На завтра остаются кое-какие деловые мелочи, но главное уже достигнуто.