Племена Гора

Мало того, что она ложно обвинила меня на суде в Девяти Колодцах, она лукаво и торжествующе улыбнулась, довольная своей подлостью. Она радовалась тому, что я загремел в Клим. Из Девяти Колодцев я сбежал, но был пойман, закован в кандалы и все равно отправлен на соляные прииски. Никогда не забуду восторга, презрения и насмешки, с которыми она смотрела на меня, закованного в цепи беззащитного человека. Она решила сделать мне подарок на память и швырнула из окошка пропитанный духами шелковый платок, а потом послала мне воздушный поцелуй и рассмеялась, после чего хозяин велел ей угомониться.

Никогда не забуду красотку Веллу и то, как она стала моею рабыней. Сейчас она молила о прощении, как будто после моих слов что-то могло измениться Я помню, как она прижалась к ногам своего нового хозяина, Хакима из Тора. Потом она подняла голову и увидела, что Хаким из Тора — это я.

— Не поднимайся, рабыня, — сказал тогда я.

— Ты простил меня, Тэрл? — стенала она. — Скажи, ты простил меня?

— Принеси плеть! — приказал я.

Я увидел проезжавшего мимо Т'Зшала. За ним ехала тысяча всадников с копьями.

— Мы возвращаемся в Клим, — сказал он.

— У вас же есть кайилы, — удивился я.

— Мы рабы соли и пустыни, — произнес он. — Мы возвращаемся в Клим.

— Соляного убара больше нет, — напомнил я.

— Мы договоримся с местными пашами о контроле за пустыней и оговорим новые цены на соль.

— Полагаю, они поднимутся, — улыбнулся я.

— Я этого не исключаю, — кивнул Т'Зшал.

Я подумал о том, что не стоило, наверное, вооружать рабов из Клима и давать им кайилов. Это были особые люди. Все они дошли до Клима.

— Если тебе когда-нибудь станет плохо, — сказал Т'Зшал, — пошли гонца в Клим. Рабы пустыни и соли придут на помощь.

— Спасибо, — ответил я. Из них выйдут надежные союзники. Это были свирепые и могучие люди. Каждый из них дошел до Клима. — Полагаю, теперь на соляных приисках все будет по-другому. — Мне вспомнилось, какХассан предупредил меня насчет пропитанного духами платка. «Тебя за него убьют», — сказал он тогда, и я спрятал платок в трещине в соляной корке.

Т'Зшал огляделся. Скованные цепью рабыни попятились. — Мы построим в Климе таверны и кофейни, — сказал он. — Люди слишком долго жили без развлечений.

— Контролируя добычу соли, — сказал я, — вы сможете построить все, что вам захочется.

— Мы объединим все соляные промыслы, — произнес Т'Зшал.

— У тебя большие замыслы, — сказал я.

Т'Зшал был настоящим лидером. Гарун уже пригласил его и его воинов к себе на службу. Они ответили отказом.

Я знал, что Т'Зшал не станет служить никому. «Лучше быть первым в Климе, чем вторым в Торе», — сказал он однажды. Он был рабом, настоящим рабом, только не чьим-то, а рабом самой пустыни и соли.

— Я желаю тебе добра, — улыбнулся Т'Зшал.

— Я желаю тебе добра, — ответил ему я.

Его кайил побежал прочь, поднимая тучи песка. За ним устремилась тысяча всадников с копьями.

Я медленно ехал вдоль длинной колонны, вытянувшейся по пустыне между двумя касбахами.

Не доезжая двухсот ярдов до головы колонны, я увидел маленького Абдула, бывшего водоноса из Тора, агента Ибн-Сарана. Служа Ибн-Сарану, он мог узнать много важных сведений, касающихся войны между Царствующими Жрецами и куриями. К его ошейнику были прикованы две цепи, пристегнутые к стременам всадников, едущих по обеим сторонам пленного. Руки Абдула приковали к болтающейся на поясе железной цепи. Он побоялся поднять голову и посмотреть мне в глаза.

Я попросил отправить его в Тор. Там я позабочусь, чтобы он попал к агентам Самоса из Порт-Кара.

— Сделаем, — пообещал Гарун, высокий паша каваров.

У людей Самоса своеобразная техника допроса. Не сомневаюсь, что маленький Абдул расскажет все, что знает. После этого его можно будет спокойно продать куда-нибудь в Тахари.

Недалеко от головы колонны я увидел белый курдах, установленный на огромном черном кайиле. Я не стал отбрасывать в сторону шторку. Там была не моя девушка. Внутри находилась белокожая и голубоглазая рабыня исключительной красоты и женственности. Светловолосая женщина была одета с особой утонченностью. Украшения ее поражали великолепием и вкусом. Поговаривали, что это любимая рабыня самого Гаруна, высокого паши каваров. Говорили, что зовут красавицу Алейна, что она высокого рода и всегда ходит в шелках, чадре и бриллиантах, хотя на шее у нее стальной ошейник.

Я помню, как ее привели к помосту и швырнули на пол. На возвышении восседал, скрестив ноги, сам Гарун. Девушка не осмелилась поднять на него взгляда.

— Ты будешь моей рабыней, — произнес Гарун.

— Я принадлежу Хассану и люблю его одного! — выкрикнула она в ответ. Ее тут же увели, а ночью доставили в покои хозяина, чье лицо скрывала маска.

— Значит, ты любишь другого? — сурово спросил он.

— Да, — произнесла она. — Прости меня, господин. Если хочешь, можешь меня убить.

— Кто же он? — спросил человек в маске.

— Хассан, — прошептала она сквозь слезы. — Хассан-бандит.

— Неплохой, наверное, парень, — улыбнулся хозяин и стянул маску.

— Хассан! — закричала девушка. — Хассан! — Она бросилась к его ногам и покрыла их поцелуями.