К нему тут же подбежали работники Академии, осматривая и проверяя, нет ли повреждений. Кто-то суетился. Ректор с кислой миной отдавал распоряжения о ревизии артефактов и проверке.
- Я хочу, чтобы ты поговорила с Пенелопой, - в голосе Физалиса слышалась мольба. Пипка рыдала, спрятавшись в дядю.
– Я пытался ей объяснить, что ничего страшного не произошло, но она… Короче, я не могу понять, почему она плачет!
- Как же не плакать? – обалдела я. – Она делилась секретиками с дневником, а о них узнали все!
- И что? – послышался шепот. – Узнали, так узнали. Я стер им память. И объяснил ей, что все забыли об этом. Но она продолжает плакать. И я не могу ее успокоить!
- Пенелопа, - ласково позвала я, беря девочку за руку. – Иди сюда…
- Нет, - пробухтела Пипочка, прячась в мантию дяди. Она вырвала руку и отвернулась. – Я ни с кем не хочу говорить про дневник… Мне стыдно… Это ужасно!
- Пенелопа, - я снова осторожно взяла ее за руку. – А с чего ты решила, что мы про дневник? А?
Я лукаво улыбнулась, видя заплаканное лицо и растрепанные волосы. Бедная маленькая девочка. Ничего себе какое потрясение!
- Я хотела рассказать тебе про Блу! – прошептала я ей на ухо.
- Как она? – спохватилась Пенелопа, растирая лицо и шмыгая носом. Я осторожно уводила ее по коридору. Позади меня разгорался нешуточный скандал. Все обвиняли друг друга во всех смертных грехах.
- С Блу все в порядке. Она уже чуть-чуть летает, - улыбнулась я, выводя Пенелопу в коридор. Там было много цветов в кадушках.
- Это здорово, - вздохнул ребенок.
- А теперь рассказывай, - прошептала я. – Нас никто не слышит. Что случилось? Почему ты плачешь?
- Не скажу,- насупилась Пенелопа.
– Давай, меняемся секретами! – предложила я. – Девочки ведь секретничают? Вот, держи, мой секретик. Я в детстве тоже любила мальчика по имени Стас. Но он сказал мне, что я рыжая. А он не любит рыжих!
- А мой дядя любит! – выдала Пенелопа. Где-то кого-то сдали с потрохами. – Ладно, секрет на секрет. Никатос казал, что …
Ее голос осекся.
- Никатос, пока мы сидели… сказал… сказал… что не любит меня! – всхлипнула Пипа, глядя на меня снизу вверх. Я посадила ее на подоконник и уселась рядом сама.
- Милая моя, - я обняла ее и прижала к себе. Такая маленькая, такая хрупкая. И тут первая любовь.
Из окна виднелся тот самый внутренний двор, в котором состоялась дуэль.
- Не слушай, что говорит мужчина, - прошептала я. – Смотри на его поступки. Мужчины, они такие! Могут часами признаваться в любви, а сами палец о палец не ударят! А могут никогда не признаваться… Но … эм… всегда приходить на помощь… И если Никита пришел на помощь, значит, ты ему нравишься!
- Правда? – глаза Пипки округлились. – А почему он тогда сказал, что не нравлюсь?
- Потому, что он глупый еще. Мужчины считают любовь – слабостью. И предпочитают о ней не говорить. Поэтому смотри на его поступки, - утешала я девочку. Вы когда будете проходить любовные зелья? Вы же будете их проходить?
- К-к-кажется, будем! – кивнула Пенелопа. – Но через … эм… три курса.
- С тебя – зелье. А я отвернусь: «Птичка!», - улыбалась я. Я рассказывала Пенелопе, как Никита бросился за нее заступаться. Как раскидал весь класс.
- Ничего себе, - Пенелопа обдумывала мои слова.
Я осторожно сняла ее с подоконника. А она схватила меня и прижалась ко мне изо всех сил.
- Я так с мамой делала, - послышался детский дрожащий голосок. – Можно я иногда буду так к вам прижиматься?
- Конечно, - прошептала я, доставая пудреницу и толкая пьяную фею. - А знаешь что? Дай мне свой номер фейфона. Чтобы ты могла мне звонить? Мало ли? Вдруг, а?
- Слышь, цветочка понюхать не найдется? – послышался сипловатый голос Джоин. Она стояла с чем-то похожим на заточку перед чистенькой и красивой феей. – Номер или жизнь!
Какой кошмар.
- Всеё номер отжала! – зевнула Джоин, влетая в пудреницу. – И наш дала!
Мы с повеселевшей Пенелопой вернулись к остальным.
- Никита, - позвала я, вручая дяде его маленькую повеселевшую фею. Она что-то обдумывала, и коварно молчала. Изредка бросая взгляд на Никиту.
- Да? – Никита подошел ко мне. Я чувствовала себя купидоном. – Ты хочешь поговорить про Пипку? Она мне не нравится!
- Знаешь, - я гладила Никиту по плечам и смотрела ему в глаза. – Любовь –бывает очень редко. И не каждого человека в жизни любят. Даже один раз.
- А мне казалось, что любовь везде… - попытался перебить Никита.
- Тише, не перебивай, - я положила палец ему на губы.- Послушай. Любовь – это самая великая магия. Что-то сродни редкому магическому …эм… артефакту. Понимаешь? Представь, что когда тебя любят, тебе дарят крутой артефакт. Он бесценный. Ты не можешь его увидеть. Но можешь почувствовать. Ты бы стал беречь крутой артефакт?
- Конечно, стал бы! – кивнул Никита.
- Вот и береги!
Никита смотрел на меня долго- долго.
- Но любовь… это же… - упирался Никита.
- А теперь представь, что с Пипой что-то случилось. Кто будет тебя любить? Ты точно уверен, что в классе найдутся девочки, которые тебя полюбят? А если полюбят, то так же сильно, как она? - продолжала я, отряхивая его школьную форму.