Пловец Снов

– Завтра газеты растрезвонят. Громкое дело. Народ у нас любит такое.

– Какое? – не понял Георгий.

– Ну, когда «богатые тоже плачут». Девку только жалко очень. Она-то, понятно, просто под горячую руку попала.

Горенов кивнул.

– Его нашли уже?

– В смысле? Убийцу? Конечно. Он прямо в подъезде сидел и выл, когда мы приехали. Слушай, а чего ты пишешь?

Георгий рассказал вкратце примерно то же, что и на презентациях. Потом он решился спросить Андрея, не согласится ли тот сообщать ему о каких-то особо интересных случаях и приглашать на места преступлений.

– Да ничего такого у нас… Всё – пьянка, бытовуха, наследство, баба не дала… Ты звони. Если будет – расскажу… Только фамилии не пиши…

– А ты мне их не говори, – усмехнулся Горенов. – Придумать, как звали людей – плёвое дело.

Ему показалось, будто следователь польщён просьбой. По крайней мере Андрею было то ли приятно, то ли интересно. Наверное он, как и все, хотел когда-нибудь оказаться на страницах книги.

– Я, кстати, никогда не видел живого писателя… До тебя. Думал, они все умерли давно.

– Да видел, точно… Ты не представляешь, сколько их вокруг.

– Вот, знаешь, я уже два десятка лет работаю, и у нас никогда такого не было, чтоб потерпевший или преступник из ваших. Что ж, писатели не как все люди что ли?

Они проболтали ещё несколько минут, обменялись телефонами и разошлись. Андрею предстояло встречать убитого горем депутата, а Горенов отправился домой. Что хотела всем этим подсказать ему его недобрая Истина, так и оставалось загадкой.

9

Георгий вернулся значительно позже, чем планировал. На пороге его встретила Надя в переднике.

– Ты мог хотя бы сегодня не опаздывать? – спросила она так, словно Гореновы и не расставались.

– Как можно опоздать к себе домой?

И почему «хотя бы сегодня»? У него, понятно, особый день, но она-то что может знать об этом?

– Тут Боренька. Между прочим, он не ел ничего. Сидит, ждёт тебя. Ну и мы, естественно, тоже голодные. Мой руки быстро, я вам накладываю. Ленка приготовила лобио. Я сама не буду. Пучит меня от фасоли.

– Спасибо, что сообщила… А чего ты возмущаешься, если всё равно есть не будешь?

Георгию показалось, будто Надя тем не менее рада его видеть. Похоже, она соскучилась и сейчас растеряна, поскольку совсем не может этого скрывать. И про фасоль небось упомянула, как бы намекая: дескать, есть человек, перед которым ей важно не оконфузиться.

У Горенова, разумеется, совсем вылетело из головы, что он приглашал гостя.

– Лена, я рыбу купил. Привет, Боря.

Они пожали друг другу руки.

– Сом, – удивилась дочь, – я это есть не буду. У меня же аллергия. И чистить не стану!

Над её загадочной непереносимостью рыбы и морепродуктов ломали голову многие врачи. Георгий очень хотел разобраться. Как такое могло возникнуть в его семье? Откуда?! Надька вроде тоже этим никогда не страдала. Эскулапы постановили, что так бывает, и ничего страшного здесь нет. Кому как. Сом очень переживал, ему виделось тут нечто мрачное, противоестественное. Нарушение закона природы, которому подчинялся он сам. Некоторое время Горенов даже сомневался, его ли это девочка… Серьёзно? Из-за аллергии?! Как глупо!.. Но мысли приходили, ничего не поделаешь. Они исчезли после одного случая. Года в четыре дочь прибежала к нему вся чумазая, испачканная фломастерами, гуашью и закричала: «Папа, я искрасилась!» «Каким цветом?» – холодно спросил Георгий, не отрывая глаз от стола. «Всеолетовым!» Она стояла такая довольная, радостная… Сколько нежности разлилось по нему в тот момент. С тех пор, если было грустно, когда грязно-серая петербургская повседневность не давала вздохнуть, он вспоминал, что на самом деле всё вокруг всеолетовое. Как многому Сома может научить ребёнок с аллергией на рыбу. Вообще дети – это испытание для писателя. Тебе как бы сразу показывают твой творческий предел, абсолютный потолок. Прекраснее их ты уже ничего никогда не создашь. Не всякий смирится.

– Можешь мне суп из неё сварить?

– А если костью уколюсь? Проходили уже…

Точно, лучше не рисковать. В прошлый раз от крохотной царапинки при разделке рыбы у неё начался панариций. Много времени тогда потеряли: Лена не сразу рассказала, а потом они с Надей долго соображали, в чём дело. Указательный палец опух, стал жёстким и начал темнеть. Изнутри он наполнился кроваво-гнойной смесью. Стал всеолетовым.

В больнице хирург вывел родителей из палаты и сказал, что, возможно, придётся ампутировать. Жена рухнула в обморок. Горенов её не поймал, поскольку сам был словно парализован. Подхватил врач. По счастью, доктора справились, немного разрезали, откачали гной. Обошлось, хоть и больно Лене было люто, местный наркоз почти не действовал. Остался лишь небольшой шрам длиной два сантиметра. Нет, ни за что! Пропади пропадом эта рыба, какой бы красивой она ни была. Как Георгий мог забыть? Шок тогда оказался настолько сильным, что сознание пыталось делать вид, будто ничего такого никогда не было. Какая аллергия? Нет, не знаю.

Он протянул свёрток Наде.