Под развалинами Помпеи. Т. 1

Деций Силан стер написанное и возвратил дощечки. Вслед за этим он вышел из дома и направился к гостийским воротам.

В ожидании Силана Мунаций Фауст уже с добрый час прохаживался по улице перед входом в кавпону Альбина. Заметив идущего к кавпоне Силана, он тотчас же поспешил к нему навстречу.

– Ну, что? – спросил он его с нетерпением.

– Все идет по твоему желанию. Богиня, покровительствующая твоему родному городу, Помпейская Венера, милосердна к тебе: ты будешь иметь вновь свою Тикэ.

– За какую цену?

Тут Деций Силан в ответ на этот вопрос объяснил ему, что Тикэ будет возвращена ему в том случае, если он согласится предпринять с ним, Децием Силаном, и с несколькими доверенными ему лицами путешествие в греческие моря, а именно в мизийскую Адрамиту, и обратно оттуда в Рим, причем ему, Мунацию Фаусту, не воспрещается во время этого плавания заниматься торговыми делами, продавать и покупать, что он только пожелает.

– Иного средства нет? – спросил с грустью навклер.

– Нет.

– Какие гарантии, что я действительно получу обратно Тикэ?

– Ты их получишь; но об этом я скажу тебе в другой раз, быть может завтра же. Но ты согласен ли на мое предложение?

– Согласен.

И этот договор был закреплен между ними пожатием рук.

На другой день Деций Силан поспешил отправиться в святилище Изиды на Марсовом поле. К этому храму примыкало здание, служившее жилищем для жрецов египетской богини, бывших также египтянами и главой которых был Рамзет. К нему-то должен был обратиться Деций Силан. Подойдя к храму, он спросил о Рамзете одного из цаконов – так назывались низшие священнослужители при Изиде, – сидевших на корточках у самого храма. С совершенно лысыми головами, с безжизненными глазами и испитыми лицами, сидели они тут в своих белых льняных одеяниях, запачканных винными пятнами и спускавшихся лишь от поясницы, тогда как верхняя часть тела оставалась совершенно голой. По этим льняным одеяниям своих жрецов и сама Изида называлась Diva linigeria. Низший жрец, к которому обратился Деций Силан, спросил его имя и, очевидно предупрежденный об его приходе, провел его в потайную дверь, сделанную в стене храма.

В Риме было всем известно, что служители Изиды готовы были на все услуги для тех лиц, которые охотно развязывали свои кошельки, то есть щедро платили за их услуги; и Деций Силан, знавший это, также приготовил свою лепту, догадываясь, между прочим, о том, с какой целью он был приглашен сюда. Но для уяснения дальнейшего содержания этой главы мне необходимо припомнить тут читателю кое-что из истории, и прежде всего приведу одно место из цитированной уже мной книги Момсена, где он в кратких словах говорит о характере религиозного верования в ту эпоху римской жизни.

«Религия, – пишет этот знаменитый немецкий историк, – в которую никто более не верил, удерживалась лишь по политическим причинам. Неверие и суеверие, различные цвета одного и того же явления, подавали друг другу руки в римском мире этой эпохи, и не было недостатка в личностях, удерживавших в себе то и другое; отрицавших богов вместе с Эпикуром и в то же время молившихся и приносивших жертвы перед всеми алтарями. Естественно, что одни лишь боги Востока были в моде; по мере того, как люди эмигрировали из Греции в Италию, и боги Востока прибывали толпой на Запад. Перенесение фригийского культа в Рим в эту эпоху выражается ясно в полемическом тоне современников этой эпохи, Варрона и Лукреция, и в поэтическом прославлении этого культа изящным Катуллом, высказывающим характерное желание, чтобы богиня удостоила вертеть головы лишь другим, но не ему. Новым предметом обожания был культ персидский, который, как говорят, перешел к западным жителям посредством пиратов Средиземного моря; полагают, что самое древнее место этого культа на Западе (Европе) был Олимп. Но жители Запада, принимая восточный культ, оставляли в стороне его элементы, возвышенные, интеллектуальные и моральные, какие видны в Агурамазде; и высшее божество чистого учения Зороастра осталось, разумеется, неизвестным на Западе: обожание тут перешло на божество, занявшее первое место в древней национальной персидской религии, перенесенное Зороастром на второе место, на божество солнце – Митру. Но самая лучшая и самая мягкая форма персидской религии не привилась в Риме так легко, как скучная своим мистицизмом и странная религия Египта; Изида, мать всей природы, Озирис, вечно умирающий и вечно возрождающийся, мрачный Серапис, молчаливый и важный Арпократ и божество-собака Анубий.