Под сенью исполинов. Том II

Глава 11. Последний скульптор

Хотелось почесать вены – каждую кровеносную трубочку по отдельности! Но кожа! Гадкая кожа не позволяла!.. Хоть рви её, чтобы добраться глубже, до вен...

Роберт выл: каждая секунда перемены близкого механического города отзывалась вибрацией в костях. Он чувствовал себя куклой, заводным человечком без воли, которому то и дело вставляют в спину ключ, чтобы понаблюдать, как он корчится не в силах остановиться.

Он шёл и шёл. Не видя дороги и не зная направления. Его тянуло, тащило, словно прибоем, а вкус стали вытеснил даже мысли. Иногда Роберт высовывал язык и словно щупал им жаркий воздух. Его почему-то не удивляло, что он чувствовал им нужное направление. Будто так было всегда.

Роберт не различал ничего – тьма была чернильной. Яркими вспышками её порой вспарывали скоротечные мысли, как обрывки прошлой жизни.

Вика!.. Назад!.. Назад!..

Но Роберт неумолимо шёл в подъём. Удалялся от неё и ничего не мог поделать. Его собственной воли уже не существовало. Каждая клеточка крови тянула вперёд, надувая вены, разгоняя вновь запустившееся сердце. Мир сузился до точки – голубой, пульсирующей – где-то далеко-далеко, к которой-то и вёл вкус стали на языке...

Воздух менялся, становился кислее. Жар шёл по коже волнами, Роберта трясло, но он не останавливался ни на миг. Его не пугало даже то, что где-то рядом – он чувствовал! – скрежещет по камню сотней лап сколопендра.

Но в конце концов Роберт остановился: точка, манившая к себе, теперь сама двигалась навстречу. Она приближала быстро, источая острый перечный запах – опасность! Кости в очередной раз завибрировали, но хруст суставов почему-то был приятен даже сквозь гудящую боль. Мышцы свело короткой судорогой, кровь зашумела в ушах, из раскрытого рта вытекли слюни – точка пульсирующего света была всё ближе!

Достать! Забрать! Поглотить!

Не понимая ничего, без остатка повинуясь незнакомым инстинктам и чувствам, Роберт шагнул вперёд и выставил руки.

Удар в лицо был неожиданным, но совсем безболезненным. Голова запрокинулась, хрустнула шея, и голубая точка на миг выпала из поля «зрения», оставив после себя короткий неоновый росчерк. А вот это уже было больнее тысячи ударов! Роберта скрутило, свернуло, он зарычал и ринулся обратно к ней, но тут же повис, поднятый за горло. Но теперь он хотя бы видел её - свою цель...

Опять хруст, теперь уже позвонков... Шея вытягивается – его отрывают от земли. И не страшно, ни капельки не страшно! Только бы коснуться точки, что пульсирует прямо перед ним, заключённая в чью-то плоть. Только бы коснуться... Вырвать! Поглотить!

Роберт ударил в чернильную тьму без замаха. Послышался стон, и по ней пошли трещины голубоватого света – манящего, тёплого, желанного... Воздуха не было, бесполезные глаза, казалось, вот-вот лопнут, а носом хлынет бушующая, будто бы живущая собственной жизнью кровь. Хилая шея почти уже надломилась, но Роберт, хрипя и пуская вязкие слюни, ударил вновь. И рука погрузилась во что-то липкое, влажное.

Тьма расползлась кляксами, истаяла, когда пальцы прикоснулись к заветному свету. Но пока только кончиками, надо ещё! Ещё! Сжать в ладони, завладеть!.. Роберт рванул руку вперёд, непонятно как вытягивая податливые суставы, разрывая сухожилия и мышцы, сомкнул пальцы на голубом свечении звезды и... прозрел.

По венам потекло убаюкивающее бой сердца тепло – всё дальше и дальше, заполняя каждую клетку обновлённого тела. Стали проявляться контуры предметов, заляпанные подвижными мутно-бордовыми пятнами – воздуха не было по-прежнему. Роберт вдруг понял, что если ничего не сделает, то погибнет, задохнётся. И, не выпуская из пальцев заветный свет, с силой потянул его на себя.

Крик боли заполнил тоннель. Душившие его руки ослабли, насыщенная кислородом кровь ударила в голову, отчего на некоторое время опять сделалось непроглядно темно. Кто-то выл рядом его же голосом, стонал также, как стонал он ещё недавно, страдая без тепла голубой точки. Но это уже было не важно. Всё стало неважным.

Вкус стали отступал. Возвращалась ясность мыслей и понимание, что только зажатое в ладони тепло и даёт ему право на жизнь. Без него он – тень. Медленно тающий призрак, способный только к одному – брести к цели невзирая ни на что.

Роберт не понимал, что с ним произошло. Да и не старался понять, дрожа от наслаждения и до судорог сжимая тепло в ладони.

Время шло, привычные чувства вернулись в полной мере. Роберт медленно поднялся, сел. Из ладони больше не изливался свет, как тогда, когда вместо зрения была тьма. Испугавшись, Роберт аккуратно разжал её.

Это было яйцо. Тот самый неправильный овал, который дал ему беловолосый. Невесомый, гладкий, он медленно остывал. Его тепло утекало сквозь кожу прямиком в вены, наполняло Роберта жизнью и... способностью мыслить.

В итоге яйцо потускнело, сделалось серо-каменным. И вдруг треснуло. Роберт хотел перевернуть его, но скорлупа распалась, явив внутреннюю пустоту... Он долго не мог отвести взгляда от праха на собственной ладони. А когда отвёл – вздрогнул.