Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв.

Взаимоотношения родственников в рамках широкой — «большой» — семьи не были юридически оформлены и не регламентировались властями, но в разных сферах социальной жизни семейная общность признавалась и осознавалась, не вытесняясь, а взаимодействуя с другими формами общественных связей^{1329}. В рассматриваемое время первостепенная роль в городе принадлежала малой супружеской семье, наиболее важному и сплоченному элементу социального «мира» купечества, что было неизбежно в условиях города: специфика коммерческого дела требовала мобильности, быстрого принятия решений. Однако абсолютизировать степень индивидуализации отдельных малых семей не следует. В хозяйственно и социально нестабильном обществе, где смертность была весьма высока, семейные и более широкие родственные связи обеспечивали преемственность в делах, гарантировали кредит и его безопасность, открывали возможности для своеобразного «разделения труда»: дальние деловые поездки, мореходство становились функцией одних, чаще всего молодых, неженатых, а руководство делом, контора, кредиты — других членов родственного коллектива: отцов, дядей, старших братьев.

Индикатором внутрисемейных отношений в известной степени является завещание. Оно отражает весьма важный аспект интересующей нас проблемы, который связан с процессом перемещения имущества внутри такой локальной общности как городская семья^{1330}. Важно, что характер распределения движимого и недвижимого имущества между членами семейства (и теми, кто составлял более широкий круг родства по обеим линиям) отражает и степень привязанности к ним завещателя, и уровень правовой культуры. Интерес к завещаниям важен и с точки зрения той роли, которую они выполняли в гетерогенном правовом поле средневекового Лондона.

Как известно, в области наследственного права средневековое английское право знало наследование по закону и по завещанию. Представляется, что в рассматриваемый период в городском праве наследование по завещанию получает приоритетное значение. Видимо, именно так следует толковать часто встречающиеся в завещаниях олдерменов любопытные пассажи в отношении наследства их жен. Наиболее четко применительно к данному случаю выразился в своем завещании от 29 ноября 1408 г. торговец предметами роскоши Джон Уодсок. Он оставил своей супруге «в качестве ее вдовьей, вполне обоснованной, части наследства 2 тыс. ф., домашнюю утварь, льняные и шерстяные одежды, находящиеся в доме, тарелки, серебряные чайные блюдца в качестве особого дара, а также его земли, сдаваемые в аренду помещения и ренты в приходе св. Олбана на Уод-стрит в пожизненное пользование. Если же она не будет удовлетворена, то не получит ничего кроме того, что ей полагается согласно общему праву и обычаю Лондона»^{1331}. Обычай же предполагал, что вдова купца могла получить треть движимого имущества, включая товары, скончавшегося супруга, но в не ограниченную никакими условиями собственность^{1332}. Важно, что в первую очередь принималось во внимание именно завещание, и лишь несогласие вдовы с его условиями влекло за собой обращение к принципам общего права и обычаям.

Судя по завещаниям купцов, движимая (персональная) собственность, как правило, наследовалась по еже упоминавшемуся обычаю Лондона: треть — вдове, треть — детям и треть — на благотворительные цели^{1333}. В частности, олдермен 1536–1567 гг. сэр Мартин Боувз по завещанию от 10 августа 1565 г. оставил жене Элизабет третью часть всего движимого имущества, детям — Уильяму и Черити — другую треть и последнюю — на благотворительные цели. Аналогичным образом поступили Хэмфри Баскерфельд, олдермен 1558–1564 гг., торговец предметами роскоши, один из ведущих купцов-авантюристов, член Московской компании, и Джилберт Бакл, олдермен 1582–1594 гг.^{1334}

В том случае, если у купца не было детей, он, как правило, делил свое движимое имущество на две части: одну половину оставлял жене, а другую — на благотворительные цели. Именно так распорядился олдермен 1556–1558 гг., бакалейщик Ральф Гренуэй: не имея детей, он завещал половину своего движимого имущества, что составило 2400 ф., жене Кэтрин, которая продолжила вести дела (импорт вина) умершего мужа. Вторая половина отошла церквам, слугам и на прочие благочестивые цели^{1335}.

Что касается недвижимой (реальной) собственности, то ее наследование было более сложным в силу разнообразия форм владения и объема владельческих прав, о чем подробнее будет сказано ниже.

В завещаниях налицо типичная модель умонастроения и поведения богатого горожанина: стремление обеспечить жену, детей, прочих близких и продемонстрировать свои добродетели, щедрость, материальную и социальную состоятельность.