Подростки

Сердце мое колотилось, еще никогда я не достигал такого, я осторожно повернул к ней голову, она внимательно смотрела на экран, я люблю тебя, захотелось шепнуть мне ей, но рядом был Вовка, он мог все услышать.

Но должен же я ей хоть что-то сказать! И я сказал…

— Классный фильм, правда?

— Нормальный.

— Тебе нравится?

Мне так хотелось вложить в свой вопрос совсем другой смысл, тебе нравится, что глажу твою ногу, вот прямой и дословный перевод моего вопроса с языка любви.

— Нравится, — прошептала она.

Я перевел, да, мне нравится, что ты меня ласкаешь, не бойся, будь смелее!

Сердце мое застучало еще чаще. Это уже не зеленый свет, это прямое «да».

И собрав всю свою решительность, перемножив ее на остатки храбрости, я двинул ладонь вверх по ее бедру и, как сладостный ожог, ощутил край ее маленьких трусиков. Она не реагировала. Все правильно, ликовал я, то ли будет после кино, да она уже моя, моя девушка, моя подружка, я сегодня же обьяснюсь ей в любви, я буду провожать ее, мы будем целоваться у ее дома, я буду ласкать ее так же, как сейчас, только еще нежнее и решительнее, ведь рядом не будет этого прилипчивого Вовки.

А что если? Нет, в первый раз нельзя. Потом, уговаривал я себя. У нас ведь будет еще много встреч. Нужно дорожить девичьим доверием. Я осторжно ласкал завоеванную территорию. Боже, но как хочется, как хочется коснуться ее там.

Там, с большой буквы. С самой большой. Может, она этого тоже хочет.

Нет, да, нет, да, нет, да. Словно гадание на ромашке.

И вдруг, повинуясь скорее инстинкту, чем результатам своего внутреннего диспута, я скольнул ладонью по гладкой ткани ее трусиков в том самом, заветном, направлении.

Место было занято.

Если до кого не дошло, я повторю — место было занято. То самое место.

Почему я не подскочил, как ужаленный? Наверное, потому что потерял не только возможность соображать, но и двигаться. Но я четко почувствовал, что мои разгоряченные пальцы легли не на интимное место межу ее ног, а на чью-то чужую ладонь, которая, судя по ее спокойному положению, расположилась здесь уже давно, и не желает, чтоб ее тревожили.

Я сдвинулся вперед, я вперил глаза налево, совершенно синхронно мое движение повторил Вовка, только он смотрел направо, мы смотрели друг на друга ошалело и ошарашенно, ни он, ни я не убирали рук с девичьего тела, но это длилось лишь секунду-другую. Почти одновременно мы выдернули ладони из-под ее юбки, я откинулся назад, я онемел, не было слов, которыми можно было бы описать мое состояние.

— Вы созданы, чтобы быть женой посла, — шептал доктор Зорге, заваливая на кровать красивую японку.

Какого посла, что я тут делаю? Меня обокрали! Еще минуту назад я был влюблен.

Мне плюнули в душу! Я посмотрел на Иру. Она спокойно глядела на экран, словно ничего и не произошло. Время для меня остановилось. Если бы она улыбнулась, все можно было бы обратить в шутку, но лицо ее было внимательно и почти торжественно. Хорошенькая девочка смотрит фильм про разведчика.

Доктор Зорге пошел на казнь. Встал и я.

— Куда ты, — услышал я ее голос.

— На казнь, — ответил я тихо и вышел из зала.

Тетрадь Наташи

— Пусти, я закричу.

— Кричи.

— Миша, пусти.

— Раздвинь ноги.

— Нет.

— Раздвинь.

— Мишка, я обижусь и уйду.

— А я не отдам тебе твой лифчик.

— Сам носить будешь, да?

— Смотрите, да она еще надсмехается.

— Мишка, убери лапу.

— Наташенька, девочка моя, люблю тебя.

— Ну, не надо.

— Тебе не нравится, когда я так делаю?

— Не нравится.

— Значит, ты меня совсем не уважаешь.

— Уважаю.

— Тогда почему?

— Ну, не кусай мне губы.

— А тут можно?

— Ой, мне щекотно.

— Значит, нравится, что молчишь?

— Ты с Лидкой тоже так?

— Далась тебе эта Лида, ты что, ревнуешь?

— Нет, просто хочу знать, что у вас было.

— Ничего, целовались и все.

— Врешь, было.

— Ну, немного было, что с того. Теперь все в прошлом.

— Немного — это как?

— Так.

— И все?

— И все. Наташа, давай ты станешь моей девушкой.

— Это как?

— Ну, придешь ко мне.

— Куда «придешь»?

— Домой.

— К тебе?

— Ко мне.

— Зачем?

— Ну, побудем вместе, послушаем музыку.

— И все?

— Нет, не все.

— А что еще?

— Ну, поласкаемся. Не бойся. Я буду делать только то, что ты захочешь.

— Как сегодня?

— А что «сегодня»?

— Я просила тебя не расстегивать, а ты?

— Ну и что? Ты же не замерзла.

— Причем здесь замерзла? Верни изделие.

— Какое?

— Что, у тебя в кармане.

— Только в обмен на другое.

— Какое «другое»?

— Вот это.

— Ты чокнулся, что ли? Убери руку.

— Ну, раздвинь ноги, что ты их так сжимаешь.

— Миш, ну, не надо, ну, отпусти.

— Ну тебе ведь самой нравится, ну, не сжимай мою ладонь.

— Не дави так коленом, больно.

— Ну, пожалуйста.

— Ты с ума сошел, мамочка, что ты делаешь.

— Я только поглажу тебя.

— Мишка…

— Все, все, клянусь, больше пальцем не шевельну.

— Ты бессовестный, сейчас же убери оттуда руку.

— Ни за что.

— Больше не пойду с тобой?

— Пойдешь.

— Мишка, ты с ума сошел, вдруг кто-нибудь подойдет к беседке.

— Никто не подойдет.

— Миш не надо, пожалуйста.

— Наташенька, ну я чуть-чуть, ну можно?

— Мне щекотно.

— Теперь потрогай ты меня.

— Где?

— Вот здесь.

— Ты нахал.

— Ну, слегка, ну, пожалуйста.

— Ну, потрогала.

— Не так.

— А как?

— Всей ладонью. Сильнее. Тебе нравится?