…"И внегда скорбти ми призвахъ Господа и къ Богу моему воззвахъ: услыша отъ храма святого своего гласъ мой и вопль мой предъ Нимъ внидетъ во уши Его.
«И подвижеся и трепетна бысть земля и основанiя горъ смятошася и подвигошеся яко прогнвася на ны Богъ.
«Взыде дымъ гнвомъ его и огнь отъ Лица Его воспламенится: углiе возгорся отъ Него.
«Избавитъ мя отъ враговъ моихъ сильныхъ и отъ ненавидящихъ мя: яко утвердишася паче мене» …
«Въ тснот моей я призвалъ Господа и къ Богу моему воззвалъ. И Онъ услышалъ отъ чертога Своего голосъ, и вопль мой дошелъ до слуха Его.
«Потряслась и всколебалась земля, дрогнули и подвиглись основанiя горъ; ибо разгнвался Богъ.
«Поднялся дымъ отъ гнва Его и изъ устъ Его огонь поядающiй; горячiе угли сыпались отъ Него.
«Избавилъ меня отъ врага моего сильнаго и отъ ненавидящихъ меня, которые были сильне меня» …
I
Въ одномъ нмецкомъ, маленькомъ, чистенькомъ, отчасти даже курортномъ городк на большихъ круглыхъ тумбахъ, стоявшихъ на углахъ улицъ, гд висли обыкновенно программы курзальнаго оркестра, объявленiя гостинницъ, ресторановъ и кафе, изображенiя розоваго, сдоусаго, блаженно улыбающагося человка съ чашкою дымящагося кофе въ рукахъ и съ надписью «Kaffe Haag» и всякая подобная реклама мирнаго, домашняго вида, появились однажды блдно-желтыя афиши. Ими объявлялось, что въ самомъ лучшемъ кинематограф городка «Олимпiи» будетъ всего только два раза показана знаменитая фильма: «Panzer Kreuzer Potemkin». Былъ общанъ «Ton-film» въ постановк самого Эйзенштейна. Публика приглашалась посмотрть, какъ взбунтовавшiеся матросы будутъ убивать своихъ офицеровъ. Ей общали гулъ и ревъ толпы, звуки музыки, революцiонныя псни, крики и стоны отчаянiя. Ей общали, что первый разъ эта фильма пойдетъ безъ всякихъ цензурныхъ урзокъ и пропусковъ. Скандалъ былъ еще въ томъ, что по требованiю Имперскаго Reichs-Wehr-a эта фильма вообще была запрещена къ постановк въ государствахъ нмецкаго союза, кром именно того маленькаго бывшаго герцогства, гд былъ этотъ городокъ. Соцiалистическое правительство во iмя свободъ не нашло возможнымъ запретить постановку революцiонной фильмы совтскаго производства самого Эйзенштейма.
На другой день посл появленiя афишъ подл нихъ были наклеены маленькiя блыя афишки, гд крупно было напечатано, что граждане города приглашаются не ходить на это представленiе и не посщать совтскихъ фильмовъ во избжанiе непрiятныхъ переживанiй. Подъ этимъ приглашенiемъ стояли три никому непонятныя и никмъ не расшифрованныя буквы: "В.R.W.»
Эти маленькiя афишки кмъ-то срывались по ночамъ, но неизмнно къ утру на ихъ мст появлялись новыя. Полицiя и жители городка ломали головы надъ тмъ, кго могъ ихъ напечатать. Шрифтъ приглашенiя былъ такой, какого не было въ единственной мстной типографiи. Это былъ старинный тяжелый готическiй шрифтъ, точно соскочившiй съ деревяннаго набора Гуттенберга. Такiе шрифты еще можно было найти въ Iен или въ Лейпциг. Сначала подозрнiе упало на Хитлеровцевъ. Но отъ этого скоро пришлось отказаться. Хитлеровцы непремнно поставили бы сверху свой поруганный крестъ «свастику», да и анонимныя воззванiя не были въ ходу у нихъ.
Эти афиши, какъ большiя, большевицкiя на желтой бумаг, такъ и маленькiя, предостерегающiя, анонимныя, сдлали то, что въ день показа фильмы, несмотря на удвоенныя цны, кинематографъ ломился отъ зрителей. He только приставныя мста были вс заняты, но и сзади стояла большая толпа. Много было мстной молодежи въ рабочихъ каскеткахъ, въ рубашкахъ съ небрежно повязанными красными галстухами, со значками серпа и молота на булавкахъ, въ распахнутыхъ пиджакахъ, а то и совсмъ безъ нихъ и стриженныхъ двицъ съ жирными ляжками и толстыми голыми икрами въ короткихъ обтянутыхъ платьяхъ. Но, сзади въ ложахъ и въ «шперръ зицъ», была и боле солидная публика. Тамъ сидли богато одтыя дамы, мужчины въ смокингахъ и черныхъ визиткахъ … Это были снобирующiе иностранцы, кого, какъ породистую собаку на гнiющую падаль, влекли такого рода зрлища, гд пахло политическимъ скандаломъ.