Подвиг

Въ зрительномъ зал стоялъ глухой гулъ. Весь залъ имлъ видъ «гала» представленiя. Несмотря на то, что по стнамъ висли плакаты: «rauchen ist polizeiscb verboten», впереди вздымались дымки и попыхивали вонючiя папироски. Совтская фильма еще не началась, а уже разлагающе дйствовала на толпу. Смхъ, нечеловческое фырканiе и точно ржанiе раздавались въ театр. Ждали совсмъ особеннаго наслажденiя зрлищемъ зврскихъ убiйствъ.

Фильма началась при полной тишин. Зрители увидали прекрасный броненосецъ, чистыхъ, щеголевато одтыхъ матросовъ въ ихъ характерныхъ Русскихъ безкозыркахъ съ ленточками, красивыхъ, ловкихъ офицеровъ и капитана съ благообразнымъ лицомъ въ черной сдющей бород. Шли обычныя утреннiя работы на броненосц. Раздавались команды, звонили склянки, свистали боцманскiя дудки. Миръ и тишина были на корабл. Яркая панорама блой, лзущей на гору Одессы, залитой солнечными лучами, стояла за нимъ.

Все это казалось красивой сказкой невозвратнаго прошлаго, а вмст съ тмъ каждый чувствовалъ, что это то и была подлинная правда старой «Царской» жизни Русскаго военнаго корабля. Среди зрителей даже удивлялись, что совты могли такъ поставить.

Потомъ … Что-то тревожное прошло по кораблю. Щелкая босыми пятками, пробжали матросы. Дловито прошелъ каптенармусъ, боцманъ побжалъ съ докладомъ, слышались, какъ всегда въ звуковой фильм, неестественные глухiе, точно и нечеловческiе голоса, кто-то сочно выругался и въ переднихъ мстахъ театра раздался довольный смхъ и гоготанiе. На кухню, въ кубрикъ, неторопливой походкой прошелъ судовой врачъ, загримированный подъ Чехова. За нимъ шелъ, пожимая плечами, старшiй офицеръ.

Въ привезенномъ для обда матросамъ мяс копошились крупные черви.

Все наростая шелъ по броненосцу гулъ возбужденной толпы. Матросы выбгали на бакъ. Грозные выкрики раздавались оттуда. Фильма была поставлена на нмецкомъ язык и значенiе угрозъ было понятно зрителямъ. Офицеры собрались на палуб. Команды неторопливо и съ ропотомъ строились. Боцмана и каптенармусы стали на правомъ фланг. Вышелъ командиръ и обходилъ команду. Шелъ опросъ. Все было такъ, какъ должно было итти на всякомъ благоустроенномъ корабл, ибо везд въ жаркую погоду могло произойти такое досадное происшествiе.

Матросы не удовлетворились заявленiемъ капитана. Надъ разорвавшимся строемъ поднялись черные кулаки и кто-то изъ команды сталъ говорить страстную возбуждающую рчь. Офицеры взошли на мостикъ. Былъ вызванъ караулъ. Отдана команда стрлять по взбунтовавшимся матросамъ … И вдругъ изъ тысячи глотокъ грянулъ «интернацiоналъ» … Настала напряженнйшая минута представленiя. Зрители живо переживали ее. Въ переднихъ мстахъ подпвали интернацiоналу. Съ минуты на минуту ожидали кровавой расправы матросовъ надъ офицерами. Караулъ опустилъ ружья. Въ матросской толп появились вооруженые люди, и какой-то штатскiй на язык, отзывавшемъ жаргономъ, началъ говорить рчь. Ея смыслъ былъ — убiйство и бунтъ …

И вотъ тутъ-то и произошло нчто странное. Сзади, тамъ, гд тсною толпою стояли люди, кто-то весело, отъ души разсмялся.

На него злобно шикнули. Раздались негодующiе, озлобленные выкрики. Но къ смющемуся присоединился другой, третiй и черезъ какую-нибудь минуту, — пнiе на экран «интернацiонала» еще не успло смолкнуть, — весь залъ хохоталъ какимъ-то спазматическимъ, ненатуральнымъ страннымъ смхомъ. Хохоталъ и операторъ. Моторъ остановился. Интернацiоналъ умолкъ. Изображенiе матросской толпы застыло и исчезло. Хохочущая, хватающаяся отъ смха за животъ двица-капельдинеръ, догадалась пустить свтъ.

Странное, дикое зрлище представлялъ изъ себя зрительный залъ. Вс въ немъ хохотали. Одни, недвижно откинувшись на спинки креселъ, другiе, чуть не катаясь отъ смха. Поняли, что это смхъ болзненный, чмъ-то вызванный.

Потомъ, на допрос, нкоторые показывали, что будто чмъ-то кислымъ пахнуло, и они тогда не могли сдержать вдругъ подступившаго припадка смха. Щеки свело спазмой, ротъ непроизвольно открылся и смхъ до слезъ овладлъ ими.

Представленiе было прервано. Публика, все продолжая неудержимо хохотать, выходила изъ театра. И долго по тихимъ улицамъ городка, раздавалось на разные тона, то грубое мужское: «хо-хо-хо», то визгливое, истерическое женское: «хи-хи-хи» …

Совтскiй фильмъ былъ сорванъ. Другое его представленiе не состоялось.

Не было никакого сомннiя, что кто-то пустилъ въ залъ газъ, вызывающiй смхъ. Но кто?.. Хитлеровцы?.. Католики?.. Не въ мру усердный офицеръ Рейхсвера?..

Въ т дни Германiя раздиралась партiйною борьбою, и отъ каждой партiи можно было ожидать такой выходки.

Это было во взбудораженной Германiи, утратившей хладнокровiе и чувство порядка. Но такiе болзненные припадки смха стали овладвать зрителями везд, гд ставили совтскiя фильмы. Такъ же точно до неприличiя дико смялись въ Париж, на Елисейскихъ поляхъ, гд вздумали показывать «Бурю надъ Азiей», такъ же хохотали на большихъ бульварахъ на «Желтомъ билет«и на «Деревн грха». Будто въ вид безплатнаго приложенiя къ совтской фильм давалась большая порцiя совсмъ нездороваго смха, посл котораго приходилось долго и основательно лчиться.