— Это не пошлость, — тихо сказалъ Ферфаксовъ, — но неизбжныя мелочи жизни.
— Все равно, — простоналъ полковникъ. — He могу!.. Ай… не могу!
— И не надо.
— To есть какъ это такъ не надо?…
— Да очень просто. Сегодня подете въ контору послднiй разъ и скажете, что берете разсчетъ. Сегодня вы, поступаете на новое мсто. И вся недолга.
— Полноте… Я не ребенокъ… Куда же это я поступилъ? Какое мсто?… При теперешнемъ то кризис, при общей безработиц?… Да вдь мн семью кормить надо. Посчитайте, сколько насъ… Я все-таки тысячу сто франковъ каждый мсяцъ въ общiй котелъ вносилъ.
— Вы будете получать полторы тысячи на всемъ готовомъ.
— Гд же это такiя золотыя розсыпи открылись?
— Оффицiально, вы поступаете въ фильмовое общество и дете на съемки на острова Галапагосъ.
— He оффицiально?…
— Потомъ сами увидите.
— Н-ну, знн-наете, — длая шагъ къ калитк и берясь за ручку, сказалъ полковникъ. — Шутки ваши переходятъ границы дозволеннаго даже и между друзьями. He знаю, какъ въ такихъ случаяхъ принято, благодарить за то, что вы сдлали, или нтъ… Я не благодарю… Я хотлъ уйти отъ каторги… Вы мн помшали… А милыя шутки ваши бросьте… Я въ нихъ не нуждаюсь.
— Да я вовсе и не шучу… И чтобы доказать это извольте получить дв тысячи франковъ авансомъ.
Ферфаксовъ къ крайнему удивленiю полковника, знавшаго денежныя дла его, вынулъ объемистый бумажникъ и досталъ изъ него дв большiя пестрыя новыя тысячефранковыя бумажки и протянулъ ихъ полковнику. Но полковникъ ихъ не бралъ.
— Послушайте… а росписка?
— Вы распишитесь посл у казначея въ требовательной вдомости.
Полковникъ все не бралъ денегъ.
— Знаете, — сказалъ онъ, — хотя и говорятъ: «деньги не пахнутъ», для меня деньги очень даже пахнутъ… И теперь особенно. Мы въ такое подлое время живемъ… Вы меня простите… Но и брату родному врить нельзя… Особенно, когда такъ вдругъ съ бухты барахты вамъ предлагаютъ такiя большiя деньги… Организацiи могутъ быть различныя… Имйте въ виду, — очень строго сказалъ полковникъ, — хотя вы и видли меня въ моментъ полнаго и недостойнаго офицера упадка духа — я офицеръ!.. И вы понимаете… Я ни въ какiя этакiя политическiя авантюры, гд раздломъ Россiи пахнетъ и распродажей ея по частямъ иностранцамъ никогда не пойду.
Ферфаксовъ прервалъ его. Онъ посмотрлъ немигающими глазами въ глаза полковнику, въ самую душу его, казалось, проникъ своимъ честнымъ собачьимъ взглядомъ и съ достоинствомъ сказалъ:
— Вы мн можете врить… Я вдь тоже офицеръ… Очень маленькiй и глубокой армiи офицеръ… Тмъ боле… — Ферфаксовъ выпрямился, гордо поднялъ голову и съ громаднымъ достоинствомъ добавилъ посл нкоторой выдержки: — Я офицеръ Россiйской Императорской армiи и вы должны мн врить. Эти деньги чистыя. Я даю ихъ вамъ, чтобы намъ вмст работать для спасенiя Россiи… всего мiра… отъ большевиковъ.
Полковникъ медленно взялъ и спряталъ деньги.
«Все это», — снова подумалъ онъ. — «происходитъ не то въ томъ сн, что мн гд то снится, не то въ небытiи, послдовавшемъ посл моего выстрла… И это какая то совсмъ необыкновенная вилла «Les Coccinelles»… Посмотримъ, что будетъ дальше, когда я проснусь или совсмъ умру»…
Онъ крпко пожалъ руку Ферфаксову и быстрыми шагами пошелъ по дорожк своего палисадника.
Въ ту же минуту, на верху, въ каморк Мишеля Строгова, нудно, назойливо, громко и безконечно залился колокольчикъ будильника.
Въ подвальномъ этаж загорлся огонь. Проспалъ, значитъ, старый Агафошкинъ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«КАПИТАНЪ НЕМО»
…"Пособiемъ художника всегда будетъ фантазiя, а цлью его, хотя и несознательною, пассивною, или замаскированною, стремленiе къ тмъ или другимъ идеаламъ, хоть бы, напримръ, къ усовершенствованiю наблюдаемыхъ имъ явленiй, и замн худшаго лучшимъ.
И это лучшее и будетъ идеаломъ, отъ котораго не отдлаться художнику, особенно, когда у него, кром ума, есть и сердце»…
I
Уже пять лтъ, какъ инженеръ Долле велъ двойную жизнь. У него было нсколько заводовъ и мастерскихъ, обслуживавшихъ его изобртенiя и находившихся въ рукахъ акцiонерныхъ компанiй и обществъ, его состоянiе быстро росло и исчислялось уже во многихъ сотняхъ миллiоновъ франковъ, а онъ продолжалъ вести тотъ же скромный образъ жизни. Онъ не игралъ въ игорныхъ домахъ, или на бирж, не имлъ дорогой любовницы, не расточалъ своего богатства на вншнюю, всмъ видную благотворительность. Онъ терпливо копилъ и прiумножалъ свои капиталы. Люди спрашивали: «для чего»? Люди завидовали ему и осуждали его. Онъ не обращалъ на это вниманiя. Впрочемъ, мало кто зналъ точно цифру его состоянiя. Долле не любилъ, чтобы ему заглядывали въ карманъ, или знали состоянiе его текущихъ счетовъ.