Погрешность

В трубке повисает молчание. Света еще сильнее навостряет уши, стискивая пальцами белую бумажную салфетку.

— Ладно, найду себе развлечение без тебя. И да, когда понадобится помощь, на меня не рассчитывай.

— Так бы сразу, Азарина, шантаж — это явно твое. Жди, скоро буду.

— Целую.

Громов продолжает сжимать смартфон в руке, но убирает его от лица. Делает глоток яблочного сока и поднимается на ноги.

— У меня деловая встреча, — оповещает будничным тоном, словно Света не была свидетелем этого разговора.

— Вообще-то я все слышала. Деловая? И когда это твоя Свобода вдруг стала деловой?

— Давай без скандалов. Вернусь поздно, не жди, — торопливо, словно для какой-то отмазки целует Талашину в щеку и выходит из кухни.

Света смотрит ему в спину и раздосадованно швыряет на стол салфетку, которую она до этого сжимала в руке. Три года, три года она закрывает глаза на шлюх, безразличие и это отвратительное отношение. Нет, Громов не орет, не поднимает на нее руку, дает денег, помогает в ее карьере косметолога, но при этом ведет себя как полный мудак.

Ему абсолютно без разницы, что с ней, где она. Эти отношения ничего для него не значат. Они для него не более чем приложение к его насыщенной повседневной жизни. Выдохнув, Света убирает тарелки в посудомоечную машину, потуже затягивает поясок халата, в очередной раз решая, что ей необходимо действовать хитрее и мягче.

3(3)

***

— Степочка, я так рада тебя видеть, — распахнув дверь, Азарина кидается ему на шею.

— Ага, я тебя тоже, — отдирает Наташу от себя, ставя на пол и удерживая за талию на вытянутых руках.

Наташка высокая, но чересчур тощая брюнетка, на лбу которой написано — стерва.

— Грубиян, — надувает губы, но быстро отходит, — у меня съемки ночью, это к вопросу, что я тут делаю.

— Что снимаете? — Громов садится в кресло у окна.

— Да для шоу сцену. Как дела на работе?

— Отлично.

— Это очень хорошо, — хитро улыбается, слегка поправляя шикарную шевелюру.

— Слушай, Свобода, тебе чего от меня надо?

— Чего надо, чего надо. Я по дружбе, очень старой и крепкой дружбе. Сколько мы друг друга терпим? Лет десять?

— С Суворовского.

— Вот, когда мой Серенька кадетом был? Десять лет назад.

— Пятнадцать.

— Тем более.

— Хитришь же, Натаха.

— Хитрю, — усаживается на огромную кровать и закидывает ногу на ногу.

— Ну?

— Ты Ванечку давно видел?

— Месяца два назад пересекались.

— И как он?

— Ты серьезно только за этим позвала?

— Нет, конечно, — раздраженно откидывает волосы за спину, — у меня к тебе дело.

— Какое?

— Короче, я хочу увеличить грудь.

Громов опускает взгляд к Наташкиной двойке и вновь возвращается к лицу, потирая подбородок.

— Не смотри так, — нервно кусает губы, — да, я хочу сиськи побольше. Что в этом плохого?

— Да ничего. От меня-то чего хочешь?

— Посоветуй клинику, импланты, я бы с удовольствием легла к тебе под нож, но ты сам знаешь, это моментально просочится в прессу, какой бы уровень конфиденциальности у нас ни был. Хочу все сделать тихо, за границей.

— Думаю, я знаю, кого тебе посоветовать. А Ванечке при следующей встрече я обязательно от тебя привет передам, вот он обрадуется.

— Не смей, — Наташа резко подается вперед, — не смей, слышишь?

— Да ладно тебе.

— Хотя какое мне до этого дело. Позвони, как договоришься.

— Позвоню.

— А, у меня в следующем месяце концерт, приглашаю, — протягивает несколько ВИП-билетов, — новая программа.

— Ты разочаруешься, но я и старую не видел, — разводит руками.

— Все, вали, Громов, мне нужно еще к съемкам подготовиться.

— Язва.

Распрощавшись с Азариной, Степан еще около часа катается по ночному Невскому проспекту. Возвращаться в квартиру нет смысла, Светка еще бодрствует. Все чего-то ждет. С ней удобно, с ней действительно очень и очень удобно. Она ничего не требует, делает все так, как он ей говорит, в какой-то степени она идеальна. Идеальна для отношений. Он ее не держит, никогда не держал, но и выгонять повода не было. Она всегда ждет, всегда поддержит, с его работой и графиком это лучший вариант.

Глава 4(1)

— Проснулась? — спрашивает Олеся Георгиевна и ставит на стол вазу с ромашками. — Приведи себя в порядок, у нас будут гости.

Ульяна достает из холодильника минералку, скручивает крышку, делает пару глотков, сама же направленно заглядывает в огромное зеркало прихожей. Крутится вокруг своей оси, отнимает горлышко от губ, пожимает плечами.

— Разве я плохо выгляжу? — в упор смотрит в материнские глаза.

— Отвратительно, ровно так же, как себя ведешь.

— Ну прости нахалку, — ставит бутылку на столешницу, стараясь не провоцировать скандал. Мама заведется с пол-оборота, а успокаивать ее придется всем семейством.

— Она еще и издевается, — летит Никольской вдогонку, пока она взбегает по лестнице на второй этаж.

Олеся Георгиевна вновь причитает о том, насколько бесполезна и неблагодарна ее дочь. Ульяна же поднимается в комнату, решив выбрать платье к предстоящему ужину. Пока внизу кипит жизнь, она перебирает свой гардероб, останавливаясь на простом, достаточно свободном платье выше колена цвета марсалы. Этот оттенок прекрасно подчеркивает глаза, делая их синий более глубоким.