Только сейчас Штубер окончательно отвел взгляд от долины и впервые с интересом взглянул на Ранке. Еще минуту назад он считал, что подполковник из армейской разведки явился лишь для того, чтобы сообщить ему о донесении и Железном кресте. Но теперь понял, что это всего лишь повод. Так сказать, вступление к разговору.
– Кстати, из рейха поступают любопытные сообщения, – Ранке извлек из кармана сложенную вчетверо газету и потряс ею в воздухе. – Наконец-то раскрывается тайна «одного венского фюрера»[84], совершившего почти невероятное похищение Муссолини из альпинистского отеля «Кампо Императоре». На горе Абруццо в Северной Италии.
Штубер молча взял газету и, развернув ее, пробежал глазами небольшой текст под фотографиями, на одной из которых была запечатлена встреча фюрера со Скорцени, на второй – Отто Скорцени со своими парашютистами вел по полю немецкого аэродрома великого дуче. В статье Скорцени называли героем нации, а его подвиг – «одним из ярчайших проявлений арийского духа». Вынесенные в заглавие слова «Этой услуги я никогда не забуду» принадлежали самому Гитлеру.
– У меня на столе остались еще три берлинские газеты, в каждой из которых Отто Скорцени прославляется как символ нации, символ солдатской преданности фюреру и германскому народу, пример для подражания молодежи. Я не припомню, чтобы кто-либо из наших офицеров и даже генералов удостаивался такого внимания Гитлера и прессы.
– По-моему, вы говорите об этом без особого энтузиазма, господин подполковник, – не упустил Штубер возможности съязвить. – Я, конечно, воспринимаю это всего лишь как обычную человеческую зависть, а не как пренебрежение к герою нации.
– Оставьте ваш тон, гауптштурмфюрер. Думаю, что сейчас вам самое время напомнить о себе. Взлет Скорцени только начинается, и пока что этот штурмбаннфюрер СС не настолько отдален от нас, смертных, чтобы еще раз не вспомнить о вас. Но учтите: со временем напоминать о себе вам будет все сложнее.
«Вот где родник щедрот господина Ранке, представляющего меня к Железному кресту и к повышению в чине. Не покажи он газету, кто бы мог подумать, что аркан этой доброты брошен из такой дали, из самой рейхсканцелярии?»
– Я не люблю обещаний, – «расчувствовался» Штубер. – Но, при благоприятном стечении обстоятельств, обязательно попытаюсь предпринять кое-что такое, что помогло бы нам вернуться в лоно рейха. Не станут же упрекать нас обоих, что мы не выполнили свой долг здесь, на Восточном фронте. В то же время сколько истинных патриотов там, в Берлине, Мюнхене, Дрездене, мечтают нести службу именно в этих краях! Так почему бы не предоставить им такую возможность?
– Это уже в будущем, – скороговоркой произнес Ранке, почувствовавший себя неловко от прямолинейности Штубера.
– Естественно. А пока что буду просить вас завтра же связать меня с Берлином, со штабом тыла вермахта. Мне нужно поговорить с отцом.
– Думаю, он найдет возможность передать Отто Скорцени ваши поздравления, барон, – согласился подполковник. – Маленьким людям трудно без покровителей. Но и большие люди становятся большими только благодаря тем, кто перед ними благоговеет.
52
– Так вы уже знаете, Борман?
– Еще бы, мой фюрер.
Гитлер не предполагал встретиться здесь ни с Борманом, ни с кем бы то ни было другим. Выслушав доклад адъютанта о том, что Скорцени вместе с дуче благополучно прибыл в Вену, он вдруг почувствовал себя так, словно это его самого только что сумели вырвать из-под охраны целого батальона врагов, пленивших его на вершине Абруццо, и теперь обрел не только свободу, но и право на свое место в истории.
– Такое мог совершить только Скорцени, Борман, только Скорцени.
– К сожалению, да.
– К сожалению? – уставился на рейхслейтера фюрер. Но поскольку Борман, как всегда, не спешил с ответом, тотчас же забыл об этой словесной неосторожности своего помощника по делам партии и руководителя партийной канцелярии.
Мартин Борман нередко рассчитывал именно на рассеянность фюрера, и не торопился с ответом, зная, что не пройдет и полминуты, как вождь нации переключится на более важные темы. Но это вовсе не означало, что вроде бы неосторожно оброненные им слова окажутся забытыми Гитлером. О нет, фюрер обязательно вернется к ним. В нужный момент эти слова сами напомнят о себе, возникнув перед вождем нации, как стебли ядовитой травы, пробившейся на никогда и никем не паханном поле.
– Представляю себе, что сейчас происходит в Италии, – меланхолично потер руки Гитлер. – И как сообщение из Рима будет воспринято в Америке. За Ла-Маншем. Не говоря уже о России. Кстати, не забудьте о поздравлении в адрес Скорцени от имени партии, Борман.
– Партийная канцелярия соблюдет все надлежащие формальности.
«Формальности?!» – резануло слух. Не столько само слово, сколько холодная безучастность рейхслейтера.
– Это не формальность, Мартин, – в голосе фюрера проклюнулись нотки легкого раздражения. – Это престиж национал-социалистической партии, престиж рейха.