Похождения скверной девчонки

— Скажи еще что-нибудь из твоих глупых красивостей, несмышленыш. — Она выглядела довольной, веселой, очень уверенной в себе.

Фукуды в гостиной не было.

— Пойду посмотрю, приехал он или нет, — пробормотала она, наливая мне виски. И тут же вернулась, на лице ее играла бесшабашная улыбка.

— Его пока нет. Тебе повезло, пай-мальчик, это значит, что он уже не приедет. Останется ночевать где-нибудь в другом месте.

По всей видимости, ее не слишком огорчило, что этот человечек, ее морок и болезнь, куда-то исчез. Наоборот, такому повороту событий она вроде бы очень даже обрадовалась. Фукуда часто исчезает таким вот манером, внезапно, объяснила она, после ужина или посещения кинотеатра, не сказав ей ни слова. А на следующий день возвращается как ни в чем не бывало и не опускается до объяснений.

— Ты хочешь сказать, что он проведет ночь с другой? Имея дома самую красивую женщину на свете, этот болван способен отправиться куда-то еще?

— Не у всех мужчин такой же хороший вкус, как у тебя, — бросила Курико, сев ко мне на колени и обвив руками мою шею.

Пока я обнимал ее и гладил, целовал плечи, уши, из головы у меня не шла мысль о том, что боги, или кто-то там еще, проявили неслыханную щедрость: они сманили отсюда главаря якудзы и подарили мне волшебное счастье.

— А ты уверена, что он не вернется? — спросил я в тот миг, когда последний луч здравомыслия вдруг метнулся у меня в мозгу.

— Я же его знаю — если сразу не приехал, значит, останется ночевать где-то еще. А что, неужели боишься?

— Нет, тут дело не в страхе. Если ты сегодня велишь мне убить его, сделаю это, не раздумывая. Никогда в жизни я не был так счастлив, японочка. А ты никогда не была такой красивой, как нынче вечером.

— Пойдем, пойдем.

Я последовал за ней, с трудом одолевая головокружение. Все предметы водили вокруг меня хороводы — словно в замедленной съемке. Я чувствовал себя до того счастливым, что, проходя мимо огромного окна, из которого был виден город, подумал: если открыть створку и броситься вниз, в пустоту, я буду порхать, как перышко, над бескрайним светящимся покрывалом. Мы миновали едва освещенный коридор с эротическими гравюрами на стенах и вошли в полутемную комнату с ковром на полу, о который я тотчас споткнулся и упал на большую рыхлую кровать, заваленную подушками. Я еще ни о чем не успел попросить, как Курико сама начала раздеваться. А потом помогла раздеться мне.

— Ну, чего ты ждешь, дурачок?

— Ты уверена, что он не вернется? Вместо ответа она всем телом прижалась ко мне, обвилась и, отыскав мои губы, наполнила мне рот своей слюной. В жизни не чувствовал я такого возбуждения, такого волнения, такого блаженства. Неужто все это происходит на самом деле? Скверная девчонка никогда не была такой пылкой, такой неуемной, а всегда вела себя пассивно, почти безразлично, то есть словно бы просто смирялась с тем, что ее целуют, ласкают и любят, а от себя ничего не добавляла. Теперь же она сама целовала и покусывала мое тело и отвечала на ласки нетерпеливо и горячо, что приводило меня в дикий восторг.

— А ты не хочешь, чтобы я сделал тебе то, что тебе нравится? — спросил я шепотом.

— Сначала я, — ответила она, подталкивая меня маленькими нежными ручками, чтобы я лег на спину и раздвинул ноги. Она встала между ними на колени и впервые за все время—с тех пор, как мы стали любовниками в chambre de bonne в «Отель дю Сена», — исполнила то, о чем я столько раз понапрасну ее молил. Я отчетливо слышал собственные стоны, хотя и был оглушен наслаждением, которое дробило мое тело на мельчайшие атомы, превращало его в сгусток чистого ощущения, в музыку, в потрескивающее пламя. И тут, в одно из самых волшебных мгновений, когда казалось, будто все мое существо безраздельно сосредоточено в куске благодарной плоти, которую скверная девчонка лизала, целовала, сосала, едва не заглатывая, в то время как пальчики ее ласкали меня, я увидел Фукуду.

Он почти растворился во мраке, рядом с большим телевизором, словно являл собой неотъемлемую часть обстановки, всего в двух-трех метрах от кровати, где находились мы с Курико. Фукуда сидел то ли на стуле, то ли на банкетке, неподвижный и безмолвный, как сфинкс, в своих вечных темных очках, будто киношный гангстер. Обе руки он запустил в ширинку.

Я схватил Курико за волосы, заставив прервать дело, которым она занималась, — и услышал жалобный протест. Совершенно ошарашенный внезапным и ужасным открытием, испуганный и растерянный, я очень тихо сказал ей на ухо глупую фразу: «Но ведь он здесь, Фукуда — здесь». Она же, вместо того чтобы выпрыгнуть из кровати, изобразить на лице ужас, броситься прочь, истошно кричать, всего лишь замерла на миг и начала было поворачивать голову в ту сторону, но, словно передумав, сделала то, чего я никак не ожидал: крепко обняла меня, прижалась изо всех сил и попыталась снова опрокинуть на постель, потом отыскала мои губы, впилась в них, возвращая слюну, перемешанную со спермой, и заговорила — с отчаянием в голосе, быстро, нервно: