Полководцы Московского царства

Правда, доверие Ивана IV в полной мере к Михаилу Ивановичу не вернулось. В апреле 1566 года три боярина, два окольничих и семь других представителей служилой знати подписали «поручную запись» по князю Воротынскому. Они поручились за воеводу в том, что он не «отъедет» в Литву, Крым, иное государство и не перейдет на службу к удельным князьям (например, к тому же Стариц-кому). В противном случае они обещали заплатить 15 тысяч рублей — на эти деньги можно было армию «в силе тяжкой» для похода снарядить или несколько каменных соборов построить.

Однако в те годы Михаил Иванович при всех сложностях своего положения ведет жизнь влиятельного вельможи. По словам современного биографа Воротынского В. Г. Ульянова: «В материале русско-шведских дипломатических отношений за 1569–1573 гг. говорится о М. И. Воротынском как о руководителе Земской Боярской Думы. Иван IV приказывал М. И. Воротынскому и другим боярам встречать русское посольство, возвращавшееся в 1569 году из Швеции, и проводить его в Вологду, в царскую резиденцию, а также встречать шведское посольство, разместить его в Москве, позаботиться о его содержании. Документально известно о том, что М. И. Воротынский присутствовал на обеде в честь шведского посольства, участвовал в переговорах».

В конце 1560-х — начале 1570-х годов военная деятельность князя Воротынского полностью сосредоточилась на «крымской угрозе». Его используют как военачальника исключительно для обороны Поочья.

Воротынский в оборонительной армии, выходящей к окскому рубежу, как правило, командует Передовым полком или полком Правой руки, в то время как главнокомандующими назначаются князья И. Д. Бельский или И. Ф. Мстиславский. Михаил Иванович — третье лицо в земской армии и Земской думе. Иногда, прежде всего в случае занятости двух первых военачальников, ему дают самостоятельное командование полевыми армиями. Так, зимой 1568/69 года он ходил во главе «легкой» рати из двух полков под Рязань — отражать очередного крымского «царевича». Когда московское командование планирует бросить за Оку, навстречу крымской орде, русский корпус, то опять фигурирует имя Воротынского. Доверие? Не совсем. Если в рамках одной оборонительной операции участвует земский полководец князь Воротынский и опричный — например, Федор Басманов, — то общее командование ею отдается опричному воеводе. Даже если он на порядок уступает Воротынскому по части боевого опыта.

В августе — сентябре 1570 года князь в очередной раз вышел как первый воевода Передового полка стоять на пути у крымцев. Однако помимо этого рутинно-опасного «боевого дежурства» его мысли были заняты другим делом. Последнее время вооруженные силы Московского государства все больше и больше переключались с южного, «степного» театра военных действий на ливонский. Туда уходили лучшие силы, там были заняты лучшие полководцы. Соответственно, оголялся юг, откуда не исчезла все та же смертельно опасная для державы возможность глубокого прорыва крымцев. В перспективе это грозило крупными неприятностями. А значит, следовало наладить сторожевую и караульную службу наилучшим образом — чтобы задолго узнавать о появлении вражеского войска недалеко от русских границ, знать его намерения, иметь представление о его численности. Последнее время сторóжи несколько раз ошибались, обнаруживая крымские рати там, где их не было…

Придя с этими мыслями к Ивану IV, князь Воротынский получил высокое назначение: с 1 января 1571 года он «ведал» станицы и сторóжи «и «всякие государевы польские службы»[234].

Вскоре Михаил Иванович собрал в столице людей, постоянно служивших на беспокойном юге и знавших особенности театра военных действий — «станичников» да «сторожéй». В большинстве своем они были знакомы воеводе по совместной службе. Посовещавшись с ними, Воротынский вынес на обсуждение Земской думы документ, который считают первым уставом пограничных войск России (по мнению иных специалистов, — первым русским воинским уставом). Именовался он «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе». По решению Думы он вступил в силу 16 февраля 1571 года.