Затем великан сказал ему: «Ступай, плутишка, да принеси мне кружку воды». — «А не лучше ли притащить весь колодец и ключ тоже кстати?» — спросил хвастунишка, взял кружку и пошел за водой. «Что такое? Весь колодец и ключ тоже? — пробормотал себе в бороду великан (а крепколоб и глуповат был, сердечный!), и в душу его закралось опасение: — Да этот парень-то мудреный какой-то! Уж нет ли у него приворотного корня в запасе? Будь осторожен, старый Ганс, это не по тебе слуга!»
Когда портной вернулся с водою, великан велел нарубить в лесу охапку-другую дров и принести к нему.
— спросил портной и пошел рубить дрова.
— Что?
— проворчал легковерный великан себе в бороду, и стал еще больше опасаться: — Этот парень точно мудреный, и у него, наверно, есть приворотный корень в запасе! Будь осторожен, старый Ганс, не слуга он тебе!
Когда портной вернулся с дровами, великан приказал ему застрелить к ужину двух-трех кабанов. «А почему бы не тысячу сразу, одним выстрелом?! И всех сюда стащить?» — спросил угодливый портной. «Как? — воскликнул перетрусивший не на шутку великан. — Нет, уж на сегодня хватит! Ступай и ложись спать».
Великан был до такой степени напуган, что всю ночь глаз не сомкнул и все обдумывал, как бы ему поскорее избавиться от этого слуги, который, несомненно, с нечистым ведается.
Известно, что утро вечера мудренее.
На другое утро великан и портной пошли к болоту, около которого по берегам росло много ивняку.
Вот великан и сказал портному: «Слышь-ка, портной! Присядь-ка ты на одну из этих веток, мне смерть хотелось бы посмотреть, согнется ли она под тобою».
И мой портной сейчас же уселся на ивовую ветку, напыжился и постарался так надуться и отяжелеть, что ветка и точно под ним погнулась, да на беду-то портняга наш позабыл утюг с собою захватить! И вот, ветка, разогнувшись, к великой радости великана так вверх подкинула портнягу, что он даже из глаз скрылся…
Коли он сверху не свалился, так и теперь еще, пожалуй, в воздухе носится…
184. Гвоздь
Купцу случилось на ярмарке хорошо поторговать, товары все распродать и мошну свою золотом и серебром набить. Задумал он домой ехать, предполагая, что доедет до дому еще до наступления ночи. Вот он и привязал свой чемодан с деньгами к седлу и поехал с ярмарки.
В полдень он остановился на отдых в городе; когда же задумал ехать далее, конюх сказал: «Сударь, на левой задней ноге в подкове не хватает гвоздя». — «Ну и пускай, — отвечал купец, — мне и всего-то шесть часов пути осталось, так авось подкова не отвалится».
После полудня, когда купец опять сошел с коня и приказал покормить его хлебом, конюх сказал: «Сударь, у вашего коня на левой задней ноге не хватает подковы, так не прикажете ли свести его к кузнецу?» — «Ну и пускай не хватает! — отвечал купец. — Мне и всего-то два часа осталось ехать, так конь, конечно, выдержит. А ведь я спешу!»
Поехал далее, но не далеко мог уехать: лошадь захромала… И хромала недолго, как уже начала спотыкаться; да и спотыкалась-то недолго — упала и ногу себе переломила. Купцу пришлось лошадь бросить, чемодан от седла отвязать и взвалить на плечи да идти домой пешком; и только уже поздней ночью добрел он до дому! «И всей моей беде виною, — так рассуждал он потом, — был этот проклятый гвоздь!»
Тише едешь — дальше будешь!
185. Бедный мальчик в могиле
Жил-был на свете бедный пастушонок, круглый сирота; властями был он пристроен в дом к богатому человеку, который должен был его кормить и воспитывать. Но этот богатый человек и его жена были люди злые, при богатстве своем были и скупы, и неприветливы, и дрожали над каждою своею крошкою.
Бедный мальчик как ни старался, все не мог им угодить, они плохо его кормили и много били.
Однажды пришлось ему сторожить наседку с цыплятами; та как-то пробралась с цыплятами через изгородь, и вот пал на нее сверху коршун и мигом ее утащил. Мальчик стал кричать что есть мочи: «Вор, вор, злодей!»
Но это, конечно, ни к чему не привело; коршун не вернул своей добычи.
Прибежал на крик хозяин, и когда узнал, что его курица похищена, он пришел в такую ярость, что избил несчастного мальчика жестоко, так что тот дня два и шевельнуться не мог.
Пришлось ему, бедному, присматривать за цыплятами без наседки, и это было чрезвычайно трудно: один бежал туда, другой — сюда.