Полное собрание сочинений. Том 85. Письма к В. Г. Черткову 1883-1886 гг.

От этого письма Черткова сохранилась лишь вторая его половина, но к ней-то и относится ответ Толстого. Одно место из сохранившихся строк впоследствии заклеено А. К. Чертковой, и тут же выражена ее просьба не расклеивать его. Остальное приводим почти полностью: «... Ах, Лев Николаевич, не мне рассуждать об этих высоких и важных предметах. Я сам так низок, так гадок, так самому себе противен, что теперь после небольшого перерыва мне просто почти смешно читать начало этого письма, писанное утром, до такой степени значение вопросов, о которых я так развязно рассуждаю, противоречит действительному моему внутреннему состоянию... Во мне два внутренних человека, один такой низкий, грязный, что его постыдился бы даже самый крайний из действительно живущих развратников, а другой — другой хватает звёзды с неба. Я хотел кое-что расспросить вас о собственности; но собственность или не собственность не имеет никакого значения, когда внутри меня сидит дьявол. Сначала надо от него отделаться... Л. H., не беспокойтесь за меня. Это как-нибудь обойдется. Только я должен взяться за главное и не хочу обманывать и вас и себя, рассуждая об истине и боге с такими нечистыми руками». — Ответное письмо Толстого, адресованное Черткову в Петербург, не застало его там, так как в день написания его, 18 апреля, он выехал уже в Лизиновку через Москву, о чем свидетельствует следующая запись в Дневнике Толстого от 19 апреля: «Пошел дать телеграмму и встретил Черткова. Пошли на телеграф. Я или не понял его письма или он не хотел говорить о нем. Но это было разделение. Пришли домой. Обед, после обеда хоpoшo. Я устал, он тверд».

¹ Гр. Александра Андреевна Толстая (1817—1904), двоюродная тетка Толстого, сначала фрейлина при дворе Николая I и воспитательница дочери его Марии Николаевны, затем воспитательница дочери Александра II, Марии Александровны, а по выходе ее вамуж в 1874 г., — статс-дама при дворе императрицы Марии Федоровны. Знакомство ее с Толстым началось в 1855 г., по приезде его в Петербург из Севастополя, и перешло в теплую дружбу, выразившуюся и в их обширной переписке. После внутреннего перелома в Толстом дружбе этой не раз угрожал разрыв, потому что, будучи убежденной монархисткой и искренно-верующей православной, гр. А. А. Толстая не раз выражала резкое несогласие с его новыми взглядами. Но ее ум и большая природная сердечность поддерживали в нем старую привязанность к ней. Подробнее о ней см. в примечании к обращенному к ней письму Толстого от 1 мая 1857, т. 60.

² Письмо, о котором говорит здесь Толстой, было написано им гр. А. А. Толстой, после двухлетнего перерыва в их переписке, 17 апреля 1884 г. и заключало в себе просьбу передать императрице и поддержать своим влиянием ходатайство вдовы профессора Московского Университета доктора А. А. Армфельда, Анны Васильевны Армфельд, о разрешении ей поселиться подле дочери ее, Натальи Александровны Армфельд, присужденной в мае 1879 г. за «участие в тайном революционпом сообществе» к каторге на Каре. В записях Дневника 1884 г. Толстой не раз упоминает о личных и письменных сношениях с матерью Армфельд и многократно возвращается к вопросу об ее ходатайстве в письмах своих к гр. А. А. Толстой, которая живо принимала к сердцу это дело. Однако ходатайство А. В. Армфельд было удовлетворено только в середине января 1885 г. Подробнее см. прим. к письму Толстого к гр. А. А. Толстой от 17 апреля 1884 г., т. 63.

*15.

1884 г. Апреля 25—27. Москва.

Милый друтъ Владиміръ Григорьевичъ,

Свиданіе мое съ вами — короткое и съ другими¹ — оставило мн самое хорошее впечатлніе. Я говорю хорошее впечатлніе — въ томъ смысл, что вы все тотъ же, какимъ я знаю и люблю васъ. А я всегда боюсь, чтобы вы не стали другимъ, не потому, что я не надюсь на васъ, предполагаю непрочность вашей вры, напротивъ, — но потому что для меня слишкомъ важно и радостно то, что вы такой, какой вы есть. — Началъ я писать введение къ Наг[орной] Пр[оповди] и написалъ два такихъ, но оба не годятся, и я убдился, что я не могу и не имю права писать такого введенія.² Я вновь нсколько разъ перечелъ Наг[орную] Пр[оповдь]. И не думайте, чтобы было преувеличеніе въ моихъ словахъ: слова Евангелія 5, 6, 7 гл, М[атфея] такъ святы, такъ божественны, вс отъ начала до конца (одинъ стихъ только VII гл. 6 можетъ показаться неяснымъ), что прибавлять къ нимъ, рядомъ съ ними ставить какое-нибудь объяснение, толкованіе — есть кощунство, кот[орое] я не могу длать.³ Я не только бы могъ, но я и хочу написать объясненіе къ Наг[орной] Пр[оповди], но только потому, что она ложно перетолковывается, что смыслъ ея умышленно скрывается, т. е. не объясненіе, a опроверженіе, очищеніе отъ ложныхъ объясненій. Но этого объясненія я для нашей цли не могу длать, и потому все, что я буду писать, будетъ кощунство. Все, что можно, это сдлать заглавіе:

Проповњдь народу и заповњди спасенія Господа нашего Іисуса Христа.