Помощник

— Впрочем, сколько ты у него тащишь, это не моя забота. А пришел я вот за чем. Есть тут у меня на примете одно дельце, и мы с тобой могли бы его обтяпать, без всякого риска.

— Я уже тебе сказал, Уорд, меня твои делишки не интересуют.

— А я думал, ты хочешь получить назад твою пушку. А то вдруг она случайно потеряется, а на ней — твое имя.

Фрэнк потер руки.

— Тебе ничего не придется делать, только вести машину, — осклабясь, продолжал Уорд. — Это большой винный магазин в Бей-Ридже. После девяти часов там остается только один продавец. Есть шанс взять больше трех кусков.

— Уорд, еще раз тебе говорю: на меня в таких делах больше не рассчитывай. И, по-моему, как ты выглядишь, так тебе нужнее не винный магазин, а больница.

— Вот еще! Небольшая изжога!

— Лучше подумай о своем здоровье.

— Ой, ты меня разжалобил, я сейчас просто заплачу!

— Почему бы тебе не завязать?

— А тебе?

— Я завязал.

— Это твоя жидовочка тебя вдохновляет?

— Не говори о ней, Уорд.

— Я за вами следил на той неделе, вы ходили в парк. Лакомый кусочек! И часто ты с ней?…

— А ну, проваливай отсюда!

Уорд встал.

— Гони на бочку пятьдесят монет, не то я доложу твоему жидовскому боссу, какие у тебя шашни с его дочуркой. И еще я напишу ему письмецо, где расскажу, кто именно был в ноябре участником налета на его вшивую дыру.

Фрэнк поднялся, лицо его исказилось. Вынув из кармана бумажник, он выпотрошил его на кровать. Там было восемь долларовых бумажек.

— Вот все, что у меня есть.

Уорд схватил деньги.

— Хорошо, за остальным я приду в другой раз.

— Уорд, — сказал Фрэнк, стиснув зубы, — если ты еще раз притащишь сюда свой зад или будешь следить за мной и этой девушкой, или хоть слово скажешь Моррису, то первое, что я сделаю, это позвоню в полицию и сообщу твоему старику, где он может тебя найти. Он как раз сегодня был в лавке и спрашивал про тебя. И, по-моему, если он тебя встретит, он тебе голову оторвет.

Уорд выругался и плюнул в Фрэнка, но не попал; плевок угодил в стену.

— Жид вонючий! — крикнул он.

Выскочив из комнаты, он скатился по лестнице. Моррис и Ида выглянули, чтобы посмотреть, кто это наделал такой тарарам, но Уорда уже и след простыл.

Фрэнк лег на кровать и закрыл глаза.

Однажды темным, ветреным вечером, когда Элен в довольно поздний час ушла из дому, Ида выскользнула следом за ней и засеменила по холодным, выстуженным улицам, через продуваемую насквозь площадь в темный, тенистый, пустой парк. Там она увидела, как ее дочь встретилась с Фрэнком Элпайном. В парке, между полукружием высоких кустов сирени и густой кленовой рощицей, спряталась укромная лужайка; на лужайке стояло несколько скамеек, здесь было темно и сюда редко кто заглядывал. Элен с Фрэнком любили сюда приходить, чтобы побыть вдвоем. Ида подсмотрела, как они уселись на одну из скамеек и поцеловались. У нее потемнело в глазах, и она ни жива ни мертва поплелась домой. Моррис уже спал, будить его ей не хотелось, и она села на кухне и заплакала.

Когда она вернулась и увидела, что мать плачет, сидя за кухонным столом, она сразу же поняла, что Ида все знает; Элен была одновременно и тронута и напугана.

Она с жалостью спросила:

— Мама, почему ты плачешь?

Ида подняла, наконец, заплаканное лицо и в отчаянии заголосила:

— Почему я плачу? Я оплакиваю весь мир! Я оплакиваю мою пропащую жизнь! Я оплакиваю тебя!

— Что я такого сделала?

— Ты меня ударила прямо в сердце.

— Я не сделала ничего дурного, ничего такого, отчего мне должно быть стыдно.

— И тебе не стыдно, что ты целуешься с гоем?

Элен задохнулась.

— Мама, неужели ты за мной следила?

— Да, — сказала Ида плачущим голосом.

— Мама, как ты могла?

— А как ты могла целоваться с гоем?

— Мне не стыдно, что мы целовались.

Она все еще надеялась, что ей удастся избежать тягостной сцены. Все произошло слишком быстро, Элен к этому разговору не подготовилась.

— Если ты выйдешь замуж за такого человека, — сказала Ида, — вся жизнь у тебя будет разбита.

— Мама, успокойся. Я пока ни за кого не собираюсь замуж.

— Какое может быть замужество с человеком, которому девушка позволяет себя целовать в парке, где их никто не видит?

— Я целовалась и раньше.

— Но он же гой, итальянер!

— Он человек, мама, такой же человек, как мы.

— Человек — этого еще мало. Еврейской девушке нужен только еврей.

— Мама, уже поздно. Мне не хочется спорить. Мы можем разбудить папу.

— Фрэнк — не для тебя. Не нравится он мне. Его глаза не смотрят на того, с кем он говорит.

— У него просто печальные глаза. Потому что он в жизни хлебнул горя.

— Так пусть он пойдет и найдет себе какую-нибудь шиксу, а не еврейскую девушку.

— Мама, мне утром на работу, я устала, я пошла спать.

Ида немного успокоилась и вошла в комнату дочери, когда та уже раздевалась.