Помощник

— Элен, — сказала она, стараясь удержаться от слез, — ведь я же тебе добра хочу. Не сделай такой ошибки, какую сделала я. Ты же испортишь свою жизнь, он же бедный человек, простой продавец в бакалейной лавке, и мы о нем ничего не знаем. Выйди замуж за кого-нибудь, кто даст тебе хорошую жизнь, за какого-нибудь приличного молодого человека, с профессией, с высшим образованием. Ну, что тебе делать с этим чужаком? Элен, я знаю, что говорю, поверь мне, знаю.

Она снова заплакала.

— Я постараюсь, — сказала Элен.

Ида вытерла глаза платком.

— Элен, дорогая, сделай для меня одну вещь.

— Что еще такое? Я очень устала.

— Пожалуйста, позвони завтра Нату. Просто поговори с ним. Скажи: «Здравствуй», и если он тебя куда-нибудь пригласит, согласись. Дай ему возможность за тобой поухаживать.

— Я уже давала.

— Прошлым летом тебе было с ним так хорошо. Вы вместе ездили на пляж, ходили на концерты… Что случилось?

— У нас разные вкусы, — уныло сказала Элен.

— Прошлым летом ты говорила, что они у вас одинаковые.

— А потом я поняла, что это не так.

— Элен, он — хороший еврейский парень, он учится в университете. Дай ему возможность…

— Хорошо, мама, я уже сказала. Теперь ты ляжешь спать?

— И не ходи больше с Фрэнком. Не давай ему себя целовать, это нехорошо.

— Я ничего не обещаю.

— Пожалуйста, Элен.

— Я же сказала: Нату я позвоню. И хватит об этом. Спокойной ночи, мама.

— Спокойной ночи, — грустно сказала Ида.

Хотя выполнять просьбу матери Элен ужасно не хотелось, все же на следующий день она позвонила с работы Нату. Он ее радостно приветствовал, сообщил, что купил у будущего зятя подержанную машину, и пригласил Элен с ним прокатиться.

— Хорошо, давай как-нибудь прокатимся, — сказала Элен.

— Как насчет того, чтобы в пятницу вечером? — предложил Нат.

На пятницу у Элен было назначено свидание с Фрэнком.

— А, может быть, в субботу? — спросила она.

— В субботу я занят, и в четверг тоже: у меня дела на факультете.

— Хорошо, тогда в пятницу, — неохотно согласилась Элен, подумав, что лучше перенести свидание с Фрэнком, только бы выполнить просьбу матери.

Вечером, когда Моррис, поспав после обеда, сошел вниз, Ида в отчаянии попросила его немедленно рассчитать Фрэнка.

— Дай мне десять минут подумать, — сказал Моррис.

— Моррис, — сказала Ида, — вчера вечером я вышла из дому следом за Элен, и она встретилась с Фрэнком в парке, и они целовались.

Моррис нахмурился.

— Он ее целовал?

— Да.

— И она его целовала?

— Я собственными глазами видела.

Подумав, бакалейщик устало сказал:

— Ну, и что же, что они целовались? Что такое поцелуй? Поцелуй — это ничего.

— Ты что, рехнулся? — вскипела Ида.

— Он же скоро уйдет, — напомнил Моррис. — Летом.

Глаза Иды наполнились слезами.

— До того, как будет лето, десять раз стрясется беда.

— Какая беда? Смертоубийство, что ли? — спросил Моррис.

— Хуже! — крикнула Ида.

У него захолонуло сердце, и, потеряв терпение, он заорал:

— Оставь меня одного, дай подумать, слышишь?

— Увидишь, быть беде! — горько предупредила Ида.

В четверг на этой неделе Джулиус Карп оставил в лавке Луиса и вышел на улицу, чтобы заглянуть в окно Моррисовой лавки и выяснить, тут ли Моррис и один ли он у себя. Карп не появлялся здесь с того вечера, как бакалейщика ограбили, и теперь поеживался, думая о том, как отнесется Моррис к его визиту. Обычно после ссоры именно Моррис делал первый шаг к примирению, так как не умел слишком долго сердиться; но на этот раз он выкинул из головы всякую мысль о том, чтобы восстановить добрососедские отношения с виноторговцем — отношения, которые ни к чему не вели. Когда бакалейщик, выздоравливая, лежал в постели, он много думал о Карпе — и пришел к выводу, что Карп ему очень и очень не нравится — гораздо больше, чем он раньше предполагал. Моррис понял, что Карп — невежественный, глупый человек, которому повезло в жизни и который только поэтому разбогател. Но сама его удача была неудачей для окружающих, как будто на свете людям, всем вместе, было отпущено лишь определенное количество удачи, и Карп отхватил себе львиную долю, так что другим уже мало что осталось. Моррис с горечью вспоминал о том, сколько он вкалывал, не получая полного вознаграждения. Хотя это была не Карпова вина, но в том, что напротив обосновался другой бакалейщик, был виноват Карп. А еще бакалейщик не мог простить ему, что грабители ударили по голове именно его, Морриса, а не Карпа, более богатого и более здорового, которому было бы легче этот удар перенести. И поэтому Моррис испытывал какое-то своеобразное удовлетворение от того, что не разговаривал с Карпом, хотя тот и жил совсем рядом.