Последнее слово девятого калибра

Однако Струге говорит, что это исключено. Во-первых, если у Баварцева хватило бы глупости расправиться с опасным судьей, то вряд ли у него хватило глупости на то, чтобы предстать воочию перед своей жертвой в Москве. И во-вторых, Феклистов говорил мрянскому прокурору, что Баварцев – грамотный и опытный юрист. Он вряд ли решился бы на убийство. Зная закон, Баварцев знал и то, что приобщить документы к делу Феклистов просто не мог.

Однако оба, и Струге, и Выходцев, понимали сейчас и другое. Выясненные факты еще не являются доказательствами того, что человек, которого встретил на пороге своего номера Антон и представившийся Меньшиковым, – убийца.

Показания наркомана – не совсем убедительное основание для производства обыска квартиры преуспевающего бизнесмена. Пусть даже он и славится определенной известностью в не менее определенных кругах. К удивлению Струге, Выходцев подписал у прокурора постановление довольно быстро. Это можно было сделать и в течение последующих суток, не нарушая закон, однако в данном случае можно было натолкнуться на закрытые двери квартиры и разговор через них с дубоватыми охранниками. В Тернове выбить двери в квартире какого-нибудь коммерсанта, зайти, оторвать пару дверок у шкафов и уйти, не думая о последствиях, можно. Но в столице уже через пять минут после подобного десять телекомпаний одновременно начнут готовить на эту тему репортаж. Потом еще и бизнесмен выступит. А он обязательно окажется или председателем фонда помощи детям-инвалидам, или меценатом, золотящим купола церквей в деревнях области. В Тернове проще – фонд там всего один. Помощи местной футбольной команде «Океан» для перехода в первую лигу. И церковь одна. Ее уже позолотили.

Поэтому поступок Выходцева Антон Павлович одобрил.

Когда Струге увидел на третьем этаже искомого дома на Борисовских прудах семь одинаковых окон в ряд, на которых зияли девственной белизной новейшие пластиковые стеклопакеты, он уже не стеснялся того, что следователь прихватил с собой аж шестерых оперов из ГУВД. Если верить глазам, комнат в квартире было никак не меньше восьми, и о том, какое количество криминальных персонажей может находиться в этом необъятном преступном царстве, можно было лишь догадываться.

Поскольку окна располагались по всей протяженности между двумя подъездами, Выходцев отправил троих оперативников к соответствующей двери на третьем этаже в соседний подъезд.

– Струге, у тебя хватило бы фантазии – каким смысловым содержанием наполнить все комнаты в этой квартире? – спросил он Антона, ожидая доклада оперов.

Вскоре сыщики вернулись и сообщили одну странную новость. Оказывается, дверь соседней, «спаренной» квартиры, которую квартиросъемщик Лисс присовокупил к основной, намертво замурована.

– Действительно, странно… – Выходцев снял шапку и почесал затылок. – Не может быть, чтобы этот волчара не оставил запасного выхода!

Но опера клялись, что дверной проем заложен кирпичной кладкой, а на лестничной площадке присутствуют лишь две соседних двери. И, судя по их внешнему виду, проживают в тех квартирах либо пенсионеры, либо иные малоимущие семьи.

Если бы Выходцев сталкивался с подобной подлостью раньше, он прихватил бы с собой не шесть, а пятнадцать оперативников. И не долбился бы он сейчас в дубовые двери восемнадцатой квартиры дома на Борисовских прудах, и не искал бы двойного смысла в замурованной двери третьего подъезда. Однако он сделал то, что сделал. И уже через одну минуту переговоров, когда прозвучала вполне реальная угроза эти двери превратить в щепки, Выходцеву наконец открыли.

Оперативники тут же рассосались по просторам необъятной квартиры. И почти сразу старый опытный следователь понял, какую ошибку допустил. Нельзя корить себя за то, что ты не провидец. Однако, когда ты понимаешь, что кто-то оказался умнее тебя, становится обидно.

Квартира Лисса была не восьмикомнатная, как предполагалось. Она была десятикомнатная. Территория огромного по площади трехэтажного особняка, размазанная по одной плоскости. Вилла, замаскированная в каменных джунглях инфраструктуры огромного мегаполиса. На этой территории могло запросто уместиться любое из отделений милиции Москвы. И продолжением ее была не квартира в соседнем, третьем подъезде, а в соседнем, первом. Та самая двухкомнатная, чьи иссохшие деревянные рамы с облезшей коричневой краской соседствовали с пластиковыми.

Тлеющая сигара на хрустальной пепельнице и недопитая рюмка коньяка «Хеннесси» в огромной зале квартиры молчаливо свидетельствовали о том, что совсем недавно здесь сидел их хозяин. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: ни одному из трех присутствующих в квартире бритых наголо молодчиков эти вещи принадлежать не могут. Пить такой коньяк и курить такую сигару мог лишь хозяин. И в комнате еще не выветрился дух его дорогого одеколона.