Последний полёт «Прогресса»

— Тогда подожди… — я поднес к губам микрофон рации. — Гамма, я альфа. Прием.

— Альфа, я гамма, слушаю, — ответил Блэкторн.

— Мы восстанавливаем энергообеспечение, рации не будут работать минут десять. Лифты и прочее оборудование — тоже. Предупреди всех. Как понял?

— Альфа, я понял, — подтвердил Джон, после чего передал мои слова всем отделениям.

— Сто первый — понял, — пришел первый отзыв.

— Двести первый — понял.

— Триста первый — понял.

— Четыреста первый — понял.

— Пятьсот первый — понял, — последним, обернувшись, ответил Каджар.

— Жаклин, действуй, — произнес я.

Пальцы девушки запорхали над клавиатурой, примерно через полминуты дежурные огоньки пультов мигнули в последний раз и погасли. В наушнике рации повисло продолжительное шипение.

Наверно, человеку, современному человеку, необходимо чувствовать рядом с собой какую-то незримую, но могущественную силу. Силу, которую он сам создал, которой может повелевать, и которую может контролировать. Пусть и совершенно непонятную, такую, как электропитание.

На «Прогрессе» и до этого, кроме нас, не было ни единой живой души, но ощущение запустения, того, что звездолет по-настоящему мертв, пришло только сейчас, когда генераторы впали в короткую кому. Мне, побывавшему и не в таких передрягах, стало немного жутко. Даже показалось что запах гнилых лимонов, бывший едва уловимым, многократно усилился, став почти осязаемым. Нащупав большими пальцами регуляторы, я включил сервоприводы и выдвинул приклады бластеров. Теперь БУКи, зафиксированные на натянутых до предела ремнях, упертые задниками амортизационных телескопов в предплечья, обеспечивали максимальную устойчивость при стрельбе, насколько вообще это возможно с двух рук. Ощущение того, что я с легкостью насверлю лучами дырок в любом, кто посмеет высунуться, подействовало успокаивающе.

Глава 7

Секунды темноты и глухоты тянулись мучительно медленно. Казалось, прошло не менее часа, хотя, в самом деле, миновало, как и говорила Жаклин — не больше пяти-семи минут. Освещение зажглось совершенно внезапно. Лампы залили мостик до такой степени ярким светом, что я на секунду зажмурился. Проморгался, и окинул помещение уже совершенно другим взглядом.

Теперь, в своей целостности, картина разрушений выглядела еще более ужасающе, чем отдельные ее куски, выхваченные из темноты лучами прожекторов. Бойня в рубке, и в самом деле, разгорелась нешуточная. Бронированная плита переборки оказалась полностью и совершенно измята иглами из термоупроченного алюминия, превратившись в пародию на лист нержавейки с тиснением. Пуль у стены был попросту смят в лепешку неведомой силой, вентиляционная решетка, и вовсе сорванная с креплений, валялась в десятке метров от стены.

Мне многое пришлось повидать, в диких мирах творятся и не такие зверства. На моих глазах был выжжен дотла Андрадор, но я смотрел на это из кабины скутера, находясь на высоте в пять-шесть тысяч метров. Оттуда все выглядит намного… безобиднее, что ли? И я еще раз повторю — я не в силах представить себе ту мощь, ту расу, которая сможет уничтожить полторы тысячи человек экипажа исследовательского… да хоть какого судна, вооруженных до зубов самыми современными на то время средствами убийства. Это просто невозможно, и точка!

— Всем группам, — произнес я в микрофон, отойдя от шока. — Доложить обстановку.

— Я гамма — все чисто, — ответил Блэкстоун.

— Сто первый — все чисто.

— Двести первый — все чисто.

Пауза. Затянувшаяся пауза. Подозрительно длинная пауза. Очень длинная пауза.

— Четыреста первый — все чисто.

— Пятьсот…

— Да заткнись, Тас, — отмахнулся я. — Что за херня? Отвечать по порядку. Триста первый, прием.

— Альфа, это двести первый, — отозвался вместо сержанта третьего отделения де Сото. — Я не уверен, но, кажется, я слышал выстрелы со стороны грузовых отсеков.

— Дерьмо! — выпалил я. — Не уверен — проверь! Так, отставить, — притормозил я коней, вспомнив кое-что. — Сто первый, ты же тоже в грузовом отсеке, и ничего не слышал?

— Так, товарищ рейд-полковник, тут этих грузовых отсеков — полкорабля! — нашел оправдание командир первого отделения.

— Черт! Слушай мою команду: всем, кроме двухсотых, оставаться на местах. Занять оборону, приготовиться к бою.

— Товарищ рейд-полковник, — окликнула меня Обаха. — Я могу запустить двигатели.

— Да подожди ты со своими…

Закончить фразу я не успел. Из вентиляционной шахты донесся нарастающий скрежет, а запах гнилых лимонов стал попросту тошнотворным. Мы все, как один, наставили стволы на вентиляционное отверстие в стене. Нервы в одно мгновение накалились до предела, превратившись в натянутые струны. Кровь глухо стучала в висках, а пальцы поглаживали спусковые крючки бластеров. Не знаю, кто как, но я был готов разрядить всю батарею в собственную тень, если бы она шелохнулась. Я, боевой офицер, трижды побывавший в плену андрадорцев, и дважды — на Лентисе-2…