Последний ворон

– Он ко мне не приходил. Может, и правильно делал. Эта его навязчивая идея... я не верила ни одному слову. Он сердился. – На щеках мокрые полоски. – Он... он, должно быть, понимал, что я не стану его слушать, и отправился к моему отцу. – Хайд встал рядом, вцепившись руками в поручни, чтобы успокоиться. – Он отправился в Саусалито, разыскал отца в джаз-клубе, поехал с ним к нему домой и там ночевал. Но он ни разу не был у меня, Хайд... понимаешь, у меня! – Его смущало ее раскаяние. В глазах ее блестели слезы.

– Когда это было? – спросил он тихо.

– За неделю до того, как у отца случился удар... до того как его увезли в больницу.

– Так это было совсем давно! – чуть ли не простонал Хайд. Он звонил тебе уже после того, как у отца был приступ, и хотел сказать, что у него есть улики.

– Откуда мне знать? Это единственное известное мне место, где он был! Что мне тебе еще сказать, Хайд? Он ночевал у отца. Раньше он без меня никогда там не бывал. Это все, что я знаю. Он был в клубе, отправился с отцом к нему домой... может быть за три или четыре дня до последнего папиного приступа.

Хайд тяжело дышал. Дыхание, казалось, заглушало шум машин. Далеко у горизонта вдоль залива двигались корабельные огни.

Это, мать твою, все, чем он располагал. Больше ничего! А из головы не выходило его изображение на экране, побуждая к действию.

– Саусалито? – пробормотал он. – А этот джаз клуб... где он?

10 Судьба ненужных вещей

– Я простой чиновник, дорогой мой... всего лишь маленький винтик, – обезоруживающе улыбаясь, вздохнул Обри. Возраст и соответствующие манеры, разумеется, подкрепляли выдумку.

– Вы хотите сказать, что будут и другие? – задал вопрос Лескомб, точно боясь, что его снова бросят, как бросила жена.

Оба продрогли в холодном подвале. Обри выпросил для Лескомба легкий плащ, изобразив дело так, словно из-за такой маленькой уступки ему пришлось пререкаться с дежурным.

– Мне бы очень хотелось, чтобы мы оба покинули это место и отправились поговорить куда-нибудь, где уютно и тепло. Но... они настаивают... – Обри помахал листками, которые он извлек из голубой папки. – Я не вижу, какое отношение к делу имеет большинство этого материала, мой дорогой, но... куда деваться? – Он включил стоявший между ними на голом поцарапанном столе портативный магнитофон. Лескомб съежился, как садится дешевая материя, усох – именно эти слова подходили больше всего – из-за грубости тех, кто не удосуживался вовремя его кормить и поить, их неуважительного отношения не только к нему, но даже к Обри. И еще... из-за того, что жена бросила его. Кутаясь в плохо греющий плащ, он потирал руками заросшие щетиной бледные щеки – свидетельство проведенного здесь времени.

– Итак, вы совершенно добровольно рассказали, каким образом это произошло, – дружелюбно заметил Обри. – Хорошо. Разумеется, это должно помочь делу, – не особо обнадеживая, добавил он. Уйма приобретений, огромные проценты по долгам Боже, до того типично, – потом подвертывается кто-то малознакомый. Конечно, он уже у нас в руках... – Казалось, Лескомб ухватился за это обстоятельство, находя в нем утешение. Кисло про себя улыбнулся. – ...Но пока что рано полагать, чтобы его признания соответствовали вашему изложению фактов.

– Так он же меня им и подставил, подонок! – со злым равнодушием бросил Лескомб. И почти сразу выразил готовность, пока оставались силы, продолжать повествование. Вяло махнув рукой, сказал: – Давайте продолжим.

Хорошо. Лескомб теперь находился в положении бегуна на марафонскую дистанцию, чувствующего, как иссякают силы, и ясно представляющего, сколько бесконечных, непроходимых миль впереди. Прокашлявшись, Обри негромко произнес:

– Прекрасно. Но тут у меня куча вопросов, которые меня просили выяснить. – Он пожал плечами, отмечая про себя, с какой легкостью дается игра, которую он затеял, и как удачно он вжился в образ престарелого чиновника. – Чем больше вы их удовлетворите – мы удовлетворим – их требования, тем лучше для вас, мой дорогой. Например, один из вопросов, который они вытащили наугад, касается участия «Рид электроникс» в злополучном проекте ДПЛА. – Дэвид Рид прислал досье Лескомба. Тот действительно работал над проектом. – Я верю тому, что вы мне рассказали о своей деятельности, но сдается, они считают, что вы, возможно...

– Тогда я этим не занимался! – запричитал Лескомб. – Черт побери, я тогда еще не был в долгах! – Косвенный намек на сомнение в его неподкупности сработал. Он был убежден, что никто, кроме Обри, ему не верит. Любое обвинение, любой намек на оскорбление вызывали у него вспышки самоутверждения. – Да, я работал над проектом, но... не говорил никому ни слова.