Потемкин

Герцогиня несомненно повлияла на эстетические вкусы Потемкина: к нему перешли самые дорогие предметы ее коллекции.^{52} «Часы-павлин», произведение механика Джеймса Кокса, привезенные герцогиней в 1778 году — один из известнейших экспонатов петербургского Эрмитажа, — ходят и по сей день. Составляющие его фигуры — золотой павлин в натуральную величину, стоящий на золотом дереве, и сова в золотой клетке высотой 12 футов, с подвешенными по кругу колокольчиками. Циферблат вделан в шляпку гриба, над которым каждую секунду подпрыгивает стрекоза. Каждый час, когда бьют куранты, сове вращает головой, а павлин поет и распускает роскошный хвост. Кингстон привезла также часы-орган, еще один предмет удивительной красоты, — возможно, этот орган и играл на ее яхте. Эти часы стоят теперь в Меншиковском дворце, филиале Эрмитажа, и бьют по воскресеньям, в полдень. Их музыка доносит до нас звуки, раздававшиеся в гостиной Потемкина двести лет назад.

Светлейший приобрел эти вещи после смерти герцогини и — вероятно, они перевозились в разобранном виде — приказал своим механикам собрать их и установить в его дворце.

Впрочем, герцогиня оставила о себе и менее красивые воспоминания. В 1779 году, когда ей были еще рады, она привезла с собой молодого англичанина довольно благородной наружности, который назвался специалистом по военному делу и коммерции. «Майор» Джеймс Джордж Семпл действительно служил в британской армии, сражаясь против американцев, и несомненно знал толк в торговле, хотя особого рода. Приехав в Россию, он был уже известен как «северный самозванец» или «король мошенников». Через несколько лет вышла целая книга о нем: «Северный герой. Удивительные приключения, любовные интриги, хитроумные предприятия, непревзойденное лицедейство, чудесные избавления, инфернальные обманы, дерзкие прожекты и злодейские подвиги». Семпл был женат на кузине Кингстон, но, когда она готовилась ко второму русскому путешествию, находился в долговой тюрьме. Она выкупила его и предложила сопровождать ее в Петербург. Возможно, проходимец стал любовником «герцеговитой графини».^[366]

Потемкин, ценивший артистизм, был очарован — еще только начиная свои контакты с западным миром, он не проявлял щепетильности в знакомствах. Но и в последующие годы общество занятных безродных плутов предпочитал скучным аристократам. «Северный герой» органично вписался в англо-французский кружок «заднего двора», куда также входили ирландский рыцарь удачи по фамилии Ньютон, впоследствии гильотинированный во Франции, француз де Вомаль де Фаж, расстриженный монах, его любовница и таинственный шевалье де Ла Тессоньер, помогавший Корберону в отстаивании французских интересов.^[367] Очень жаль, что авантюрист века номер один приезжал в Россию пятнадцатью годами раньше: Казанова и Потемкин понравились бы друг другу.

Международное население потемкинского двора представляло собой миниатюрную пародию на дипломатический мир. Серьезно занявшись военными делами и обустройством юга России, светлейший стал вторгаться в сферу Никиты Панина: внешнюю политику. Неофит в дипломатии, Потемкин тем не менее обладал всеми качествами, необходимыми для этой области политической деятельности.

Дипломатию XVIII века часто описывают как балет, в котором все танцоры знали каждое па наизусть. На должность послов назначались высокообразованные аристократы, которые, в зависимости от расстояния до их столиц, обладали некоторой степенью свободы в отстаивании интересов своих королей, хотя иногда их инициативы расходились с линией их правительств и подписанные ими трактаты дезавуировались их собственными министрами иностранных дел. Дипломатическая корреспонденция доставлялась нескоро: депеши из столицы в столицу везли курьеры, покрываясь дорожной пылью и останавливаясь на ночлег в трактирах, полных тараканов и крыс. Дипломаты любили делать вид, что отправляют свою должность как аристократы-любители — чтобы чем-то занять избыток свободного времени. Министерства иностранных дел имели крошечный штат (например, британский Форин Оффис в 1780 году состоял из 20 человек).

Дипломатия считалась прерогативой королей. Иногда монархи вели тайную переписку, диаметрально противоположную по содержанию стратегии их министерств. Послы и военные служили своим королям, а не странам. В тот космополитичный век иностранцев принимали на службу к любому двору, особенно в дипломатические миссии и в армии. Сегодняшнее убеждение, что человек должен служить той стране, где родился, показалось бы тогда глупым и ограниченным.