Повелитель

– Мы? За что?

– Ну не знаю. За страсти.

– Может быть… Смотри, как сделано, невероятно, здесь каждая линия живая!..

А вот возле скульптуры Бальзака ажиотажа не наблюдалось, и Надя с Лялиным рассматривали его почти наедине.

– Мне все же он кажется странным, – Надя подошла ближе, всматриваясь в серые складки, сковавшие тело писателя. – Хотя, возможно, Роден видел его лучше других.

Возле «Граждан Кале» они задержались надолго. О чем могли думать, что чувствовали люди, идущие на смерть? Роден создал эту работу по заказу мэрии Кале в честь горожан, пожертвовавших собой ради спасения города во время Столетней войны. Тогда король Англии после долгой осады пообещал ее снять, если шесть знатных горожан выйдут к нему без одежды и вынесут ключи от Кале. Вызвались шесть добровольцев, сначала один, за ним – остальные. Супруга короля уговорила оставить пленников в живых, но здесь, в момент, запечатленный скульптором, они этого еще не знают – об этом Надя прочитала в путеводителе. Решимость, отчаяние, гнев, сомнение, растерянность – эмоции, застывшие в каменных лицах и телах так, что, глядя на эти изваяния, Надя начинала думать о каждом, как о живом человеке, стоящем перед ней. «Роден был прав, – размышляла она. – Эта скульптура должна стоять именно так – на земле». Город Кале несколько лет не принимал эту работу, власти посчитали ее недостаточно героической, к тому же скульптор хотел, чтобы композиция была установлена без постамента – небывалое решение для тех времен.

Когда они зашли в музей, Надю удивило отсутствие гардероба. Туристы, осматривавшие скульптуры и картины, ходили в верхней одежде или держали пальто и куртки в руках. «Поцелуй», «Вечная весна», «Собор» и, конечно же, портреты Камиллы Клодель – все работы, которые она видела на фотографиях, находились перед ней.

– Знаешь, теперь, когда я вижу его создания вживую – понимаю, почему он – великий скульптор. На картинках совсем не то. Глаза, выражения лиц, линии рук, бегущие вены, ногти – все живое. Вот как он это сделал? Да, любовь творит с творчеством чудеса. Я читала, что биографы Камиллы даже выделяют в его творчестве «клоделевский» период, и, пожалуй, я с ними соглашусь. Это видно по работам. Неживое становится живым только от любви.

– Гений, что тут скажешь, – согласился Лялин, – в отличие от картин, там иногда, если очень хорошая репродукция, почти те же чувства испытываешь, но, конечно, никакая фотография ощущения от скульптуры не дает, особенно роденовской. Тут такая обработка мрамора – над ней словно дымка белая. Это поразительно – волосы, пальцы, сухожилия! И можно увидеть лишь за счет пластики поверхности, все это перетекание бронзы, чтобы понять.

Работы Камиллы Клодель находились в отдельном зале. Возле бронзового бюста Родена Надя остановилась. Глаза, взгляд, напряженный лоб, морщины, губы и борода – такой портрет можно было создать лишь от великой любви. Это чувствовалось в каждой точке камня, словно материал ожил и у него забилось сердце.

– Как он мог оставить ее? – почти вскрикнула Надя. – Почему не спас, не вернул, как позволил умереть в клинике? Зачем… Ведь она же талантливая, и Роден помогал ей и после разрыва, помогал с творчеством. Могла бы уйти в работу. Или полюбить кого-то еще, выйти замуж. А она сошла с ума.

– Тут он был неправ, – кивнул Лялин. – А могла бы она выбрать иное – не знаю. Не просто так говорят, что любовь не выбирают. И потеря любимого – это как смерть заживо. Не для всех, конечно…

– Il y’a toujours quelque chose d’absent qui me tourmente.

– Что это значит?

– Это из ее письма Родену. На памятной табличке теперь. Если переводить дословно: «Всегда есть что-то отсутствующее, что мучает меня».

– Но мы с тобой не расстанемся никогда! – Лялин обнял ее. – А интересно, у них тут есть отдельный уголок для счастливых влюбленных?..

После музея они еще раз прошли по парку. Аллея деревьев походила на лес, где скульптуры казались застывшими сказочными жителями. Длинные ветвистые тени лежали на траве. Голубые и желтые весенние цветы росли рядом с пупырчатыми, словно в огромных мозолях, корнями. Недалеко от дома цвели яблони. Фонтан не работал, но был заполнен зеленоватой водой. Когда они шли к выходу, Надя заметила вдалеке верхушку ажурной башни.

– А это что?

– Это? Да это же Эйфелева башня, ты что, не узнала?

– Не узнала! Надо же! А когда мы к ней пойдем? Пойдем завтра!

– Завтра, – смеясь, подтвердил Лялин.

Погуляв еще немного по саду, они вышли на улицу.

– Я замерзла, давай зайдем в какой-нибудь бар, – предложила Надя.

– Отличная мысль. И попробуем местный абсент. Это конечно, не тот напиток, что раньше…

– Прекрасно, его сейчас для нас подожгут, огонь – то, что надо! – она застегнула куртку. – Идем!