Поверить в чудо (трилогия)

— Прошу, обращайся на "ты", ведь я с первого взгляда понял, ты — моя кровь. Хочешь, называй отцом… или папой, все равно как, только не выкай, ладно?

— Хорошо, — Ольга протянула руку, — папа. А теперь поехали, отвезу тебя домой. Ты же согласишься пожить эти дни у меня?

— Конечно, это было бы замечательно.

Синяя "тойота" немного удивила Витольда, а водительские навыки дочери, несомненно, порадовали отцовское тщеславие.

— Хорошая машина, — не удержался он от похвалы. — И очень тебе подходит, как раз под цвет глаз.

— Это подарок, — Ольга немного криво улыбнулась. — Ведь на зарплату медсестры такое не купишь.

— Увы, — согласился Витольд. — Хотя у нас, то есть в Литве, тоже начали поднимать зарплату медработникам, но сам процесс происходит достаточно медленно.

— А в Украине медицина всегда плохо оплачивалась. Все попытки государства поднять нам зарплату сразу нивелировались ростом цен на товары и услуги. Парадокс, самая гуманная профессия, главная цель которой — спасение жизни человека — стала настоящей головной болью для государства. Хотя это уже не парадокс, это — каламбур.

Витольд фыркнул, признавая целесообразность такого высказывания, а Ольга, тем временем, быстро доехала до своего дома и припарковалась у въезда в гараж.

— Я не часто езжу на работу машиной, — сказала она, — ведь больница рядом, всего через три квартала отсюда. Но после ночной смены предпочитаю, все же, себя побаловать. Обидно плестись полчаса домой, когда в это время я уже могу лежать в постели.

Иван Федорович, как всегда, приветливо встретил Ольгу, быстро вынес небольшую сумку ее отца в прихожую и вопросительно посмотрел на соседку.

— Познакомьтесь, — сказала девушка. — Иван Федорович Бойко, сосед и близкий друг. А это — Витольд Варгас, мой отец, он только что приехал из Вильнюса.

— Очень приятно, — мужчины пожали друг другу руки, а Ольга, тем временем, открыла дверь своей квартиры и пригласила отца домой.

3

Однокомнатная квартира на углу Харьковского шоссе и Тростянецкой была хоть и небольшой, но светлой и уютной: комната с эркером, переходящим в застекленный балкон и просторная кухня-столовая. В квартире было много зелени и мало мебели.

— Тебе нравится минимализм? — поинтересовался Витольд. — У нас тоже стали модными аскетичные интерьеры в японском стиле.

— Нет, все получилось спонтанно, — ответила Ольга. — Когда я переехала в Киев, мне не хотелось вспоминать… Не знаю, писала ли тебе мама, что я — вдова…

— Да, я знаю, что ты потеряла мужа, — сочувственно сказал отец, — и мне очень жаль, поверь.

— Понимаешь, я старалась не думать, но вещи…они постоянно напоминали о прошлом, и с каждой был связан какой-то кусочек жизни. Избавиться от них было сложно, а вот спрятать — вполне возможно. В моду как раз вошли встроенные шкафы-купе, — Ольга провела рукой по матовому стеклу, которое чередовалось с зеркалом, — и я заказала конструкцию на всю стену.

— Получилось очень красиво, — улыбнулся отец.

Угол в комнате занимала большая софа с горой разноцветных подушек, напротив нее стоял телевизор с большой видеотекой, также висела полка с книгами и журналами, но взгляд Витольда притянула к себе открытая швейная машинка, а еще — манекен, на котором висело платье нежно-голубого цвета, с наброшенной сверху бархатной шалью.

— Ты шьешь? — спросил Витольд, садясь на диван.

— Да, после переезда в Киев это стало моим главным средством, чтоб не сойти с ума, — ответила Ольга. — Ведь сначала, когда выпадали свободные вечера, я не могла ни читать, ни смотреть телевизор, меня все раздражало, я мучилась от воспоминаний…но как-то стала перешивать юбку и, оказалось, что это занятие очень успокаивает.

— Мистика!

— Ты о чем?

— Оля, твоя бабушка сорок лет была главной закройщицей Вильнюсского Дома быта, и у нее шили наряды самые уважаемые и богатые дамы нашего города. Очередь заказов была расписана на год вперед, а бабушкин отпуск или больничный становились настоящим стихийным бедствием для женщин. А когда мама вышла на пенсию, у нее дома постоянно бывали клиентки, желающие приобрести ансамбль от госпожи Тильды.

— А сейчас? — поинтересовалась Ольга. — Бабушка еще шьет?

— Нет, она стала плохо видеть, да и руки уже не те. Но я уверен — мама очень обрадуется, когда узнает, что тебе передался ее талант к шитью.