Повести о карме

— Уважаемое семейство…

— …Торюмон?

— Да, Торюмон!

Я рывком распахнул створки. Здоровяк, стоявший на улице, от неожиданности отшатнулся и налетел на своего спутника — такого же громилу с тяжёлой корзиной в руках. Вторая корзина, сплетённая из полос бамбука, стояла на земле у ворот.

А парни-то знакомые!

— Доброе утро, Рэйден-сан, — оба поклонились с удвоенным почтением. — Господин Акайо передаёт вам свои наилучшие пожелания. Этот скромный подарок он шлёт в знак своего безмерного к вам уважения.

В ближней корзине лежала рыба. Лоснилась, отблёскивала на утреннем солнце. Сверху пристроилась лакированная деревянная коробка с неведомым мне содержимым. Из второй корзины наружу свешивались щупальца осьминогов. Щупальца вяло шевелились, намекая на свежесть улова.

Судя по испарине на лбах и румянцу на щеках, слугам довелось изрядно попотеть, чтобы дотащить «скромный подарок» до нашего дома.

— Морские окуни нодогуро! Свежайшие, только из воды! Копчёная скумбрия! Вяленый хирамэ[44]! Сушёные анчоусы! Креветки эби: отборные, в две ладони. И ещё…

Театральным жестом слуга приподнял крышку коробки:

— Тобико! Икра летучей рыбы!

— Не откажите, — пробасил второй. — Соизвольте принять!

Тобико я ни разу не пробовал. Знатоки хвалили её за сочность, нежность и сладковатый привкус. Но мало ли что болтают знатоки? Не с нашими доходами — в особенности, с прежними доходами! — баловать себя такими деликатесами! Это не взятка, сказал я себе. Решение вынесено, дело закрыто. Новому Акайо и его предприимчивой жене от меня больше ничего не нужно. Какая ж это взятка? Это подарок. Подарок удачу не спугнёт, это вам не дурная примета!

В животе предательски заурчало.

— Хозяин передаёт свои глубочайшие извинения…

— За что?

— За то, что не оказал вам…

— …достойный приём…

— …в первый раз!

— Глубочайшие!..

Что ж, не станем обижать хороших людей.

— Я не в обиде на уважаемого Акайо. Я с благодарностью принимаю его щедрый дар. Как он поживает? Здоров ли? Надеюсь, у него всё хорошо?

— Благодарим за заботу, Рэйден-сан!

— У хозяина всё хорошо…

— Разве что палец…

— Что же случилось с его пальцем? Надеюсь, ничего серьёзного?

Если честно, мне не было никакого дела до пальцев торговца рыбой, в чьём теле хозяйничал Весёлый Пёс. Но вежливость требовала проявить участие.

— Пустяки! — заверил первый слуга.

Он сердито зыркнул на своего товарища. Нечего, мол, языком молоть!

— Вчера хозяин по неосторожности отсёк себе левый мизинец.

— Рыбу разделывал, — добавил второй.

И хмуро уставился на осьминогов. Казалось, это они виноваты в несчастье хозяина.

— Очень жаль. Вы обратились к лекарю?

— Лекарь заверил, что всё заживёт.

— В лучшем виде!..

Чему тут удивляться? Чужое тело, чужое дело. Я вспомнил семенящую походку бабушки, когда она первые дни обживала отцовское тело. Разделка рыбы, непривычная работа. Небось, ещё и пьян был. Нет, удивляться тут решительно нечему.

— Передайте хозяину мои сожаления по поводу его досадного ранения. Советую ему быть поосторожнее. Надеюсь, на этом его неприятности закончатся.

— Ага, передадим!

— Передадим, Рэйден-сан!

— Слово в слово!

— Куда поставить корзины?

Я показал, куда. Выпроводил слуг со двора. Обернулся к О-Сузу и Мигеру, молча взиравшим на всё это богатство, благоухающее морем.

— Поход на рынок отменяется. Мигеру, выпотроши окуней! Потом О-Сузу скажет тебе, что делать дальше.

Я сурово посмотрел на О-Сузу. Служанка старалась держаться как можно дальше от безликого, но взгляд мой поняла правильно:

— Да, господин! Я ему скажу.

Мигеру кивнул.

— Вот и хорошо. Вечером нас ждёт пир горой!

На обратном пути из додзё надо будет купить саке для отца. Может, и мать выпьет чашечку. Какой же пир без саке?

2 «В другой раз, господин!»

Вечер стоял чудесный. Тёплый, сухой.

Воспоминания о пиршестве — м-м-м, объедение! — располагали к возвышенным чувствам. Полный живот и выпитое саке — к неподвижности. Лежа на циновке, которую Мигеру по моему приказу выволок на задний двор, я глядел в небо. Любовался ущербной луной. Напоминал себе, что ущербность — признак естественности бытия, а значит, луна прекрасна. Сказать по правде, полная луна мне нравилась больше.

Вот кто мне совсем не нравился, так это безликий. Усевшись на пороге беседки, вполоборота ко мне, он произносил слова, о смысле которых я мог только догадываться. И какой злой дух толкнул меня на беседу с каонай?

— Маниру? Фирибину?

— Филиппины, — поправил Мигеру. — Лопес де Легасли, королевский adelantado…

— Кто?!

— Первопроходец[45]. Он назвал этот архипелаг в честь его величества Филиппа Второго. Из Манилы наши корабли приплыли к вам. Это было давно, в период большой резни. О фуккацу ещё ничего не знали…

— В Эпоху Воюющих Провинций, — теперь пришёл мой черёд поправлять безликого. — Что ещё за резня? Так нельзя говорить!