Прайм-тайм

– Это Торстенссон, не так ли? – спросила Анника Бенгтзон. – Благодаря ему наша газета катится в преисподнюю, и ты ищешь способ остановить падение. Обнаружил старое дерьмо на него и хочешь, чтобы я в нем покопалась?

Андерс Шюман с шумом перевел дух.

– Ты явно не любительница ходить вокруг да около, – сказал он. – Могу я на тебя положиться?

– Смотря в чем, – ответила она.

Он колебался какое-то мгновение.

– Ты права, – сказал он. – Торстенссон должен исчезнуть, а он не уйдет добровольно.

– А правление? – поинтересовалась Анника. – Они не могут убрать его?

– Герман Веннергрен непоколебим. Если нам надо избавиться от нашего ответственного издателя, мы должны позаботиться об этом сами.

– Как?

Он показал Аннике протокол от 27 июня прошлого года, согласно которому правление газеты «Квельспрессен» заранее проинформировали о том, что Global Future скоро ожидают не лучшие времена. Если верить ему, главный редактор Торстенссон присутствовал при этом, будучи действующим членом правления. Потом в течение полугода он продал все свои акции данной фирмы.

– Но совсем не обязательно, что он нарушил закон, – заметила Анника Бенгтзон.

– Конечно, – согласился Шюман, – но исключать этого также нельзя. Все зависит от того, когда он это сделал. Если он использовал информацию, полученную до того, как ее официально обнародовали, это уже преступление.

– Хотя он и не входил в правление фирмы?

– Если таксист подслушает разговор на заднем сиденье и использует полученные таким путем сведения с целью заработать на бирже, его можно обвинить в инсайдерской торговле.

– Подобное трудно доказать, – заметила репортерша с легкой хрипотцой в голосе.

– В данном случае все может быть легче. Ты сумеешь проверить это для меня?

Она посмотрела на него настороженно, с недоверием:

– Если я что-то найду, как мне поступить? Надо будет написать статью в завтрашний номер?

Шюман не смог сдержать улыбку:

– Не напрямую. Просто проинформируй меня.

– И какая дата чудодейственная для нас?

– Полугодовой отчет, свидетельствовавший об ухудшении экономических показателей фирмы, обнародовали 20 июля прошлого года.

Анника достала из заднего кармана ручку и листок бумаги и сделала на нем пометку.

– Любая продажа после 27 июня, но до 20 июля означает, следовательно, что Торстенссон использовал конфиденциальные данные об ухудшении ситуации Global Future, – констатировал Шюман. Он вздохнул, усталость давала о себе знать. – Собственно, все обстоит еще хуже. Он знал, что семейка владельцев выйдет из игры, а значит, сама фирма скоро не будет ничего стоить.

Анника сделала еще одну пометку и снова сунула листок бумаги в задний карман.

– Почему я?

– Тот, кто будет заниматься поисками, оставит после себя след, – ответил он, – поэтому я не могу делать это лично.

– Центр ценных бумаг, – сказала Анника, – они ведь регистрируют посетителей, не так ли?

– Ты должна начать там, но, я думаю, этого не хватит. Понадобится побегать, чтобы продвинуться дальше.

– Но почему именно я?

Шюман облизнул губы, подбирая правильные слова:

– В газете много репортеров, которые в состоянии раздобыть такие данные.

Анника Бенгтзон громко фыркнула:

– Но меня легче всех уговорить. Шюман улыбнулся едва заметно:

– Если ты так думаешь, у тебя странное представление о себе. И знаешь почему?

– Нет, – ответила Анника, встала со стула и отряхнула пыль с брюк. – Расскажи.

– Ты из тех, кто думает как я.

Репортерша на мгновение сбросила маску, удивление явственно читалось на ее лице. Потом на него вернулось обычное чуть ироничное выражение.

– Судя по твоим словам, ты либо не считаешь меня независимой, либо высоко ценишь мои способности. Я выбираю последнее. Ты хочешь оставить эти документы у себя, я полагаю?

Он жестом отправил ее прочь, у него пересохло во рту. В дверном проеме Анника внезапно повернулась. Она казалась такой маленькой и хрупкой.

– Камера Веннергрена, – сказала она. – Что с ней случилась?

Андерс Шюман увидел блестящие контуры фотоаппарата перед собой, почувствовал его тяжесть в руке.

– Ее изъяли, – ответил он, – но позже вернули.

Анника не сдвинулась с места.

– И где она?

– А что?

– Есть на ней какие-нибудь фотографии?

Шюман снова испытал неприятное чувство, овладевшее им при виде сделанных тайком снимков полового акта, встал торопливо.

– Ты поднимешься первой, – сказал он. – Потом зайди ко мне.

* * *

Анника видела, как Шюман проскользнул внутрь через главный вход пять минут спустя. Она дала ему возможность снять куртку, сесть и открыть газету, прежде чем поднялась со своего места, быстро направилась к его стеклянному закутку, тихо постучала по двери. Он жестом предложил ей войти.

– Мое имя Бенгтзон, – сказала она и прикрыла дверь за собой. – Анника Бенгтзон. Смешать, но не взбалтывать. У тебя здесь камера.

Андерс Шюман смотрел на нее и колебался.

У нее пересохло во рту.

– Закрой дверь, – сказал он, потом наклонился вперед, отпер ящик письменного стола. Достал блестящее устройство, более похожее на плеер, чем на фотоаппарат. Включил его, проверил, работает ли оно, молча передал Аннике.