Правила отхода

В общем и целом, в Париже тревожно. Заезжий турист ничего не поймет. Но, после январского референдума о самоопределении Алжира, оттуда потянулись сильно озлобленные французы. А военные и ультранационалисты, требуют всеобщей мобилизации и возвращения колоний. Вдобавок «Юманите» подзуживает рабочих на забастовки. А Де Голль отмалчивается. Все это дурно пахнет. На мой вопрос, не ждать ли революции, Айрин смеясь рассказала, что левые силы в затруднении.

Дело в том, что со смертью Сталина, французские интеллектуалы провозгласили новую эру. Предполагая скорое наступление социализма повсюду демократическим путем. Никакого насилия и расстрелов, народы сами выберут путь, по примеру Восточной Европы.

Да только революционную теорию как всегда грубо поломала практика. Политиков, что устанавливали социализм в Чехии, Венгрии, Румынии и на Балканах, как-то стремительно начали вешать и расстреливать. И все эти коммунисты побежали на запад. Осев, в существенной части, в Париже.

Многие из них сражались с фашистами, убежденные коммунисты, но были вынуждены бежать. Стоит добавить еще беженцев из послевоенного СССР, которых тоже предостаточно, и которые нелестно отзываются о практике социализма.

Среди всех этих эмигрантов немало людей, знакомых с французскими коммунистическими идеологами. Которые теперь оказались в затруднении. А тут еще председатель Мао, с теорией большой деревни, и винтовка рождает власть. Так что максимум- забастовки. Потому что никто не понимает зачем устраивать новую Тиранию Свободы.

Впрочем, все это обсуждалось достаточно вскользь, потому что основным, конечно, стала бешеная популярность Джо в Сорбонне. Айрин шипела что эти все французские кошолки, только что не вешаются на моего Джо, не понимая что с огнем играют. Правильно, Айрин, тут еще одна немка от вида Джо онемела. Вот где угроза! Немки они такие.

А вообще, я был рад увидеть ребят. Рад, что Кэт не вызвала у них отторжения, и что они ей понравились. Когда разговор зашел о Провансе, и что я ловко поимел там восхитительный дом в волшебном месте, мы с Джо пошл пить коньяк в курительную. Ни я, ни Оттам, не сомневаемся в выводах, которые сделает Айрин.

— Я с Даниелем договорился, он ждет нас завтра, Питер. — Джо закурил «Гавану».

— Слушай, а ты до сих пор революционер? — я так и не полюбил сигары. И мне и вправду было интересно самоощущение Джо.

— А чего сразу хамить-то? — засмеялся Джо — понимаешь, то, что я теперь богат все запутывает. Сам не могу понять, мне революции не нравятся потому, что я видел практику в Индокитае, или потому, что познакомился с коммунистическими теоретиками здесь?

— Ну, если учесть, что в Индокитае воплощают теории, рожденные в местных бистро…

— Ты не представляешь, Грин, насколько резва и привольна мысль, когда не нужно каждый день вкалывать.

— Скажи честно, белых вырезаем?

— Если только мужчин.

— Ну и смысл? Пару поколений, и все снова станут белыми.

— Ты слабо революционно подкован, Питер. Любой школяр в «Двух макаках» тебе скажет, что все будут желтыми. И это основной тормоз теории социализма. Убивать белых ради желтых?!

— А без убийств?

— Ты же видишь, что Айрин настроена серьезно. Да и Катарина твоя, что-то мне подсказывает, тоже не будет сдерживаться.

— Слушай, давай еще по бокалу? И мы тогда с тобой любого Сартра с Манкузе за пояс заткнем.

— Тебе что, понравилось обожание студенток? Да и вообще, я сторонник идей Кропоткина…

Утром, оставив девушек отсыпаться, мы поехали к мсье Мэтьюру. Джо, в рамках ассимиляции во Франции, купил себе Citroën DS. Он ему неожиданно понравился. Всю дорогу до офиса он рассуждал, что так все и начинается. Сначала машина понравится. Потом Париж. А потом подумаешь, да ну ее эту Америку. Я его успокаивал, что Америка ему никогда не нравилась. Потому что, откуда тогда мечты о революции? А вот Франция понравилась сразу, ведь на баррикады совсем не тянет. Нет, Грин, давай напишем книжку, и этого Сартра все же заткнем за пояс? И уведем молодежь. Если только на танцы, Джо, на Рю де ла Пе. Это ты видел социализм вблизи. А они себе все придумывают. Здесь вон, даже песенки негров, считают музыкой протеста. Радио Тур Эйфель с утра гоняло рок-н-роллы, которые во Франции сейчас мегапопулярны.

Даниель Мэтьюр — высокий, подтянутый дядя, лет под пятьдесят. Исполненный чисто галльского шарма и обаяния. Несмотря на наше знакомство, и соседство с Джо, он, похоже, хотел отделаться лишь вежливой, короткой беседой.