Страсть чревоугодия чаще всего проявляется или как привычка есть много, неумеренно, или как пристрастие к разным утонченном вкусовым ощущениям, на языке аскетики — "гортанобесие." Здесь уместно говорить о пользе поста, т.е. подчинении своих телесных потребностей церковному уставу о воздержании. Необходимо также сочетать пост телесный с духовным постом, т.е. обузданием своих мыслей, чувств, движений и пр. Церковь своими постными песнопениями прекрасно нас в этом вопросе учит: "Постимся постом приятным, богоугодным Господеви: истинный пост есть злых отчуждение, воздержание языка, ярости отложение, похотей отлучение, оглаголания, лжи и клятвопреступления: сих оскудение, пост истинный есть и благоприятный" (Стихиры на стиховне в понедельник вечера 1-й седмицы Великого поста). Вся наша аскетическая литература полна полезными советами в этой области. Духовник и сам должен понимать и другим внушать, что пост есть добродетель не одних только монахов и схимников, а он есть необходимое средство для всякого человека, желающего серьезно заняться своей духовной жизнью, освободиться от своих привычек и стать более трезвенным. "Сей род ничем же исходит, только молитвой и постом " — вот слова Господа, которые должен помнить духовник и всякий христианин. Протестантизм, исключивший эту добродетель из своего кодекса нравственных заповедей, или католицизм, сведший пост на очень облегченное воздержание — совершенно не знают всей силы этого важного оружия. Как бы ни был труден пост в условиях современной жизни, его надо соблюдать и возрождать в христианском быту. Он помогает и поддерживает молитвенное настроение, он смиряет человека и освобождает его от ряда других злых привычек.
Страсти блудной, как занимающей особое место и связанной с иными привходящими вопросами аскетики и психологии, будет посвящена особая глава.
Сребролюбие чаще всего проявляется в форме скупости или ей противоположной расточительности. Весьма ярко эта страсть открывается в форме зависти, от которой мало кто свободен. Начинаясь в размерах невинных и малозаметных, но, развившись, она пленяет человека, вводя в его сердце всевозможные недобрые чувства. Зависть же порождает классовое недовольство своим положением и своим достатком. Зависть, кроме того, легко переходит в форму честолюбия. Она легко облачается в одежды искания справедливости, нравственной категории, кстати сказать, неизвестной Евангелию и отеческому учению. Общество наше настолько верит в положительные качества этой юридической категории, что почитает ее основой общественных отношений. Древнее благочестие и подлинно христианская жизнь, как она существовала в Византии и в древней Руси, совершенно была чужда этому понятию. Тогда искали не право, не справедливость, а правду. Это и сохранилось в сознании наших предков и простого русского народа до революции.
Поучая своих пасомых остерегаться сребролюбия, духовник должен помнить, что христианству вообще чуждо стремление насадить на этой планете какой-то ни было социальный рай. Христианство не ищет рецептов для универсального счастья. Вера в какое-то прекрасное будущее на земле, где будет царить справедливость, совершенно не согласуется с христианским пониманием реальной жизни. Вера в здешнее, на земле, Царство Христово рассматривалось Церковью как лжеучение хилиазма. Христианство никогда не претендовало на устроение земного града. Оно звало и зовет к "взыскуемому Граду" и к царству "не от мира сего." Евангелие учит строить Царство Божие внутри нас, создавать внутренний мир души, а не обольщаться возможными фантазиями земного всеобщего счастья. Посему и наша аскетика построена на совсем иных категориях, чем социальное строительство. Христианская аскетика не проклинает богатства, но и не зовет к принудительному социализму. Она знает, что богатому трудно войти в Царство Божие, но не делает из этого коммунистических выводов. Представлять св. Иоанна Златоуста и св. Василия Великого социалистами только потому, что они не оправдывали обогащения, как цели жизни, можно было только в предреволюционные годы в России, когда всё вплоть до Евангелия и церковной истории хотели использовать для разрушения векового уклада жизни.
Поэтому и пастырь вовсе не должен звать своих пасомых к социалистическим идеалам. Он должен учить, что обогащение, как цель жизни, есть грех; что сребролюбие есть пагубная страсть; что зависть ведет к злобе и братоненавистнечеству; что не деньги зло сами по себе, а сребролюбие, т.е. рабство материализму, капиталу, наживе, но вместе с тем и скупость, и расточительность есть грехи перед лицом евангельской проповеди.
Гнев, в ряду прочих страстей должен быть особым предметом внимания священника, и он обязан разъяснять своим пасомым все отдельные ответвления этого порока, часто скрывающегося под разными благовидными формами, невозможными перечислить, но главные виды этой страсти, ясные священнику, должны быть им открыты пасомым.