Праздник Дрейка

Казалось, разномастные продавцы выгребли все, что смогли отыскать на чердаках доставшихся им от прародителей домов: винтажные проигрыватели, птичьи клетки, ношеные кожаные перчатки, чьи-то пожелтевшие портреты. Тусклое столовое серебро, фарфор, подсвечники, украшения, часы, мебель. Просто перечисляя то, что видела, я могла бы утрамбовать строчками три тетрадные страницы, если бы в этом имелась необходимость. Особое изумление у меня вызывали полноразмерные статуи и доспехи – неужели и на этот товар находился спрос?

Для чего, однако, здесь я?

Какой стоящий подарок я могу отыскать среди этой рухляди, пусть даже ценной для некоторых индивидов моего мира? Дрейк не ценитель антиквариата.

«Чувства, – произнес в моем воображении мамин голос. – Что-то должно вызвать в тебе чувства. Смотри сердцем, дочь…»

И я отключила логику.

Просто шагала вдоль столов, скользила взглядом по всему и ничему одновременно, дрейфовала, как лодка без паруса. Вслед за течением, вслед за толпой. Цепочки, кольца, стулья, старинные комоды. Брошки, браслеты, пластинки, вещи неизвестного мне назначения – не то салфетницы, не то утратившие ныне смысл приборы сервировки стола…

Куклы, вышитые подушки, сумки. Стол, еще стол, еще.

Наверное, идеи иногда приходят просто так. Просто мелькнувшая в голове картинка – не маяк, не нечто ценное. Игры разума.

Еще пара десятков шагов – и рынок закончится. Я не буду проходить его в обратную сторону, я прыгну домой.

И вдруг я увидела ее. Маленькую статуэтку девочки, шагающей по планете. Увидела для себя, не для Дрейка – узнала в свободной поступи себя…

Фигурка девочки на земном шаре была небольшой, чуть больше теннисного мяча. Исполненной до того искусно, что, казалось, ощущается до сих пор детская решимость узнать этот мир во всех его красках. Радостный взмах рук, два шальных хвостика по бокам головы, выражение глаз восторженное.

Это же я.

И добавила мысленно: «Мам, это же я». Девочка покоряла мир – свой собственный. Короткая юбка, сапожки, кофта-пиджачок.

И я не удержалась, взяла ее в руки – хрупкую и такую цельную.

Сбивчиво заговорил на французском продавец – приятный усатый дядька с добрыми карими глазами. Что-то про ключ, который вставляется снизу, что-то про сломанный механизм, который некому починить. Мол, если отыскать мастера…

Не знаю, каким образом я понимала его речь – я не разделяла фразы на слова, я просто позволяла течь ей через голову, вычленяя нужное. Когда-то девочка после заведения ключа шагала, планета вращалась. Теперь все застыло, все ждет ветра, как лодка.

И я задала ему одну-единственную фразу:

– Сколько?

Дядька понял. Я отчаянно боялась, что он назовет цифру более ста евро – у меня в кошельке с собой больше нет. Придется срочно отыскать, пока не ушел. Где, как? Придумать. Но он ответил:

– Vingt-huit.

«Двадцать восемь».

И я, сжимая находку, тут же протянула ему сто. Не торгуясь. Небольшая цена за то, что мне подошло. Да, пусть фигурка еще нерабочая, однако я уже знала, как именно доделаю ее, во что превращу в самом конце. И пусть подарок «пустой», не имеющий смысла, – я бы им гордилась, подари мне кто-нибудь такой. Я бы любовалась им, стоящим на полке, подходила, брала бы в руки.

Дядька засуетился. Оказалось, у него сдачи – пятьдесят евро одной купюрой. Остальное нужно разменивать, и я махнула рукой – не надо, мол.

Он удивился.

«Не нужно» – махнула я международным жестом. «Забирайте, все ваше».

Его глаза потеплели еще больше.

– Merci.

– Merci beaucoup. – Отозвалась я фразой из «Мушкетеров» и зашагала прочь быстро: я отыскала то, что хотела.

Эта девочка снова будет ходить. А рядом с ней повиснет, освещая мир, удивительно яркое солнце – свое, маленькое. И это солнце будет символизировать Дрейка. Он поймет.

Я не сразу услышала, что мне что-то кричали сзади. Обернулась только тогда, когда мне осторожно постучали по плечу. Остановилась, развернулась, и пожилой мужчина с добрыми глазами вложил мне в ладонь маленький ключ.

Глава 8

Нордейл

Рэй и Тамарис

Она часто бывала в этой комнате, которую они оборудовали для находок, – «комнате сокровищ». Специально отвели помещение с большими окнами, выкрасили стены в перламутровый цвет – на его фоне вещи смотрелись благороднее.

И стояла Тами у любимой шкатулки, которую вынесла из пещеры во время последней вылазки на Гаруинов остров. Самолично добыла ее, с трудом пробираясь по узким лазам, вся перепачкалась тогда, оцарапалась, но трофеем чрезвычайно гордилась. Шкатулку после возращения в Нордейл отнесла мастеру для чистки, а камни протерла и отполировала сама – все двадцать пять штук.

Названия минерала Рэй не знал – может, драгоценный, может, нет, – но выглядели камни красиво. А ночью еще и светились. Разноцветные, пара «туманных», остальные кристально-прозрачные, не идеально круглой формы, но близкой к тому.

– Я подарю ему ее, эту шкатулку, – произнесла Тами, услышав за спиной шаги.

– Кому?

– Дрейку.

Хантер затих.

– Почему… её? – Он знал, что Тамарис обожает эту находку, часто перебирает каменья, рассматривает их. – Она ведь твоя… любимая.