Предания вершин седых

И Берёзка, рассыпав по кухне бубенцы серебристого смеха, швырнула на облачке из волшбы тарелку на стол, а сверху тем же способом шлёпнула в неё готовую яичницу.

— То-то же, — торжествующе сказала она сове. — Ну а дом пусть, так уж и быть, посуду после обеда помоет.

Вскоре вернулись с учёбы Ратибора со Светоликой — конечно же, зверски проголодавшиеся, и вся семья наконец села за стол.

После обеда девочки-кошки снова убежали шастать по лесам в надежде найти какую-нибудь несчастную зверюшку, которой требовалась помощь. Их звериная лечебница сейчас пустовала, все питомцы успешно вернулись в природу. Последней они выпустили хромую лису, очень беспокойную девицу, доставившую им немало хлопот. Из-за неправильно сросшегося перелома задней лапы она с трудом влачила существование, была пугающе тощей — одни рёбра под шкурой. На бедре у неё мокла гниющая рана, жить ей оставались считанные дни. А между тем зверь был ещё молодой, вот дети её и пожалели. Эту рыжую страдалицу девочки даже носили к Рамут, потому что требовалась помощь опытного костоправа. Навья-целительница поставила кости на место. Будучи хворой и слабой, лиса вела себя смирно, а как только начала оправляться и приходить в себя, проявила в полной мере свой шкодливый норов: всё погрызла, всюду нагадила и слегка покусала своих спасительниц. В дом её, конечно, не выпускали, держали на чердаке. Немного отъевшись, так что рёбра уже не проступали под шкурой столь страшно, безобразница благополучно убежала в лес — уже на всех четырёх лапах, вполне резво. Чердак пришлось усердно мыть и проветривать: беспокойная гостья оставила после себя ужасный запах.

Гледлид, ласково щурясь и сластолюбиво облизываясь, по-видимому, от воспоминания об их внезапной страсти под наблюдением совы, поцеловала Берёзку и вновь ушла на работу.

Тэя в порядке, в саду всё хорошо, за приготовление ужина она возьмётся чуть позже. Берёзка присела у солнечного окна за рукодельным столиком и взялась за шитьё. Она шила новую рубашку для Светолики. В каждом стежке была её любовь, на озарённых солнцем ресницах золотилась улыбка.

Может быть, когда-то и её родная матушка, от которой остался в памяти лишь смутный и далёкий, размытый образ, тоже шила для неё. Стежок за стежком, баю-бай... Голова клонилась на грудь, веки слипались в неодолимой, молочно-тёплой истоме.

Будто толчком разбуженная, Берёзка открыла глаза в удивительном месте. Вроде бы лес, а вроде бы дворец — с колоннами величественных древесных стволов и лиственным шатром вместо потолка. Золотое сияние наполняло этот чудесный чертог, и живая, дышащая тишина царила в нём. Озираясь, Берёзка с изумлением ступала по мягкому мшистому ковру.

На престоле, увитом цветами, восседал величавый мужчина огромного роста с чёрными волосами с проседью, одетый в чёрный плащ из перьев ворона. Из его глаз на Берёзку смотрела звёздная вечность, но не пугающая, а мудрая, всезнающая и древняя. А в глазах женщины в серёжках из ольховых шишечек, сидевшей на невысокой скамеечке подле престола, сияла светлая бесконечность. Душа и сердце Берёзки беззвучно вскрикнули, узнав её: когда-то лесную красавицу звали бабушкой Чернавой, а теперь она, молодая и прекрасная, в светлых струящихся одеждах, с проросшим в её пшеничную косу цветущим вьюнком, носила имя Древослава. Мужчина поглядел на неё взором и старшего друга, и духовного отца, и возлюбленного, и его губы тронула улыбка.

«Думаешь, настала пора для новой силы?»

Голос будто шёл не из его груди, а гудел в каждом могучем, уходящем ввысь стволе и отдавался эхом птичьих трелей под зелёным сводом лесного чертога. Древослава кивнула. Её взор окутывал Берёзку тёплым дуновением любви.

Они говорили с Берёзкой не словами, а дыханием леса, звоном птиц, отражением звёзд в ночном пруду. Древослава нарисовала пальцем в воздухе золотой узор волшбы, и он начал разрастаться сам, усложняясь и дополняясь новыми завитками и побегами. Мужчина в чёрном плаще добавил к нему бирюзовых нитей, и узор сложился в обрамление вокруг их с Древославой лиц. В его завитках Берёзка читала, что они — вместе, они — супруги. Из лесной глубины веков всплыло имя: князь Ворон.

Они были Старшими. Они много знали, зорко видели, их души были вплетены в душевную ткань мира. Но прежде чем стать Старшими, они оба прошли долгий путь, в самом начале которого сейчас стояла и Берёзка.

Князь Ворон, мерцая древними очами, вынул из своей груди сгусток бирюзового света такого же оттенка, что и нити волшбы, которые он добавил к нитям Древославы. Сгусток парил над его протянутой к Берёзке ладонью. Недоумение, трепет и щекотно-окрыляющее ощущение чуда охватили Берёзку, её ноги невесомо отрывались от земли, а бирюзовый шар уже покалывал лучиками её грудь. Сеть из светящихся нитей, золотых и голубых, подхватила её, превратилась в два огромных крыла за её спиной, и Берёзка взмыла на них к лиственному пологу лесного дворца. Там сгусток света вошёл в неё, и её словно разорвало на тысячи и тысячи пушинок одуванчика...