Прегрешения богов

   — Факт. — Он наклонился, улыбаясь, но сказал серьезно: — Но если я потискаюсь с тобой, Адам простит, а с мужчиной — вряд ли.

   Я вгляделась в его глаза почти в упор.

   — Все так плохо?

   Он кивнул и поднял ту мою руку, которой я гладила его живот, к губам, целуя пальцы.

   — Я люблю Адама так, как думал, не полюблю никого и никогда, но без внимания я чахну. — Он отпустил мою руку и так низко склонился к моему лицу, как только позволяла разница в росте (с учетом моих каблуков). — Это слабость, да, но мне нужны поглаживания, заигрывание, хоть что-то.

   — Приезжай к нам на ужин. Поедим и поваляемся гурьбой перед плазменным экраном во всю стену.

   Он замедлил шаг и едва не запнулся, но удержался вовремя.

   — Ты серьезно?

   — Абсолютно, если ты точно не имеешь в виду секса.

   — А если имею? — спросил он.

   Я нахмурилась, а он отвернулся, делая вид, что смотрит на машины «скорой помощи» и полицейских, но понятно было, что он просто прячет глаза — не хочет, чтобы кто-то видел их выражение.

   Я остановилась и заставила остановиться его, повернула к себе лицом.

   — Ты мне однажды сказал, что ваше с Адамом партнерство впервые сделало тебя счастливым. Что до того у тебя была работа, был секс, а счастья не было.

   Он коротко кивнул.

   — Если ты говоришь, что хочешь сохранить отношения с Адамом, я тебе помогу, но если у вас все кончено и ты хочешь секса — дело другое.

   В глазах у него отразилось страдание. Он прижал меня к себе крепко-крепко, он никогда так меня не обнимал, да и чужих мужиков обнимал только если дразнил или хотел смутить. Но эти объятия ничего общего не имели ни с сексом, ни с проверками на прочность — слишком крепко, слишком отчаянно он меня сжимал. Я обняла его в ответ, прижалась лицом к груди и спросила:

   — Что случилось, Джулиан?

   — Я готов ему изменить, Мерри. Если он не вспомнит обо мне сегодня-завтра, я пойду на сторону. Может, этого он и ждет — Чтобы был предлог для разрыва.

   — Но зачем это ему? — спросила я.

   — Не знаю. Когда был жив Этан, его бесила сама мысль, что брат у него — гей. Он меня терпеть не мог и говорил, что это я превратил его единственного брата в пидора. Может, поэтому.

   Я отстранилась, глядя ему в лицо, но он притянул меня обратно.

   — Этан не мог так думать всерьез. Адам всегда любил мужчин.

   — У него и девушки бывали. Он даже обручился с одной.

   Я повернула его лицо к себе, взяв за подбородок:

   — Он поговаривает о возвращении в натуралы? Джулиан помотал головой, и я разглядела сквозь очки блеск слез в его глазах. Они еще не лились, но смаргивать ему уже приходилось.

   — Не знаю. Он не выносит, когда я к нему прикасаюсь. Он не выносит вообще ничьих прикосновений. Я уже не знаю, чего он хочет.

   На густых ресницах дрожали слезы, и Джулиан все шире открывал глаза, чтобы они не полились.

   — Приезжай на ужин. Хотя бы дружескую ласку мы тебе обеспечим.

   — Мы собирались сегодня поужинать вдвоем. Если все получится, то мне ничья другая ласка и не понадобится.

   Я улыбнулась:

   — Ну, если не приедешь, мы будем знать, что ты снова обрел главную любовь своей жизни и вы хорошо проводите время. Это было бы здорово.

   Он улыбнулся и торопливо смахнул непролившиеся слезы. Гей или не гей, он мужчина, а мужчины терпеть не могут плакать, особенно на публике.

   — Спасибо, Мерри. Прости, что я тебя этим нагружаю, но почти все мои друзья тоже геи, и они…

   — Они решат, что самое время тебя заарканить.

   Он опять неопределенно развел руками:

   — Не то что заарканить… Но когда я обнаруживаю, сколько друзей не прочь снова оказаться со мной в одной постели…

   — С бывшими любовниками очень сложно оставаться просто друзьями, — сказала я.

   Он засмеялся — уже весело.

   — При моем дружелюбии это просто.

   — Так я и думала, — сказала я. Я обняла его, а он обнял меня — на этот раз по-дружески. — А ты не говорил с Адамом насчет визита к семейному психологу?

   — Он сказал, что ему это не нужно — все свои проблемы он сам знает. Потеряв единственного брата, он вправе оплакивать потерю.

   Рис кашлянул, и мы обернулись к нему.

   — Ребята, пора показывать документы и проходить через оцепление.

   Говорил он подчеркнуто нейтральным тоном, но мне было ясно, что довольно много из нашего разговора он уловил. Во-первых, слух у фейри лучше человеческого, a во-вторых, за две тысячи лет можно научиться понимать людей.

   — Прошу прощения, — сказал Джулиан. — Я забыл о деле, это непрофессионально и недопустимо.

   Он шагнул в сторону, одернул пиджак, разгладил лацканы и на глазах собрался.

   Гален сказал, наклонившись к его уху:

   — Мы тебя обогреем, не разрушая твой брак.

   — Какой удар по моей самооценке! — улыбнулся Джулиан. — Ты даже не попытаешься меня соблазнить?

   — А что, предполагается, что я буду соблазнять, а не ты? — Гален улыбнулся даже шире него. Джулиан ответил ухмылкой.

   Катбодуа нахмурилась и сказала:

   — Я ни с кем не собираюсь вступать в телесный контакт, кроме Усны.

   — Бедняжка, — сказала я.

   Катбодуа нахмурилась сильней. Я покачала головой, но объяснить пришлось:

   — Никто против своей воли никого ласкать не будет. Все будет исключительно по взаимному желанию.

   Она переглянулась с Шаред.

   — Это так не похоже на принца.

   — К счастью, — отозвалась Шаред.