[Мирное разрешение восстания Корнилова в Ставке — одно из воспоминаний, которое дает мне огромное моральное удовлетворение. В самом начале революции теперь становилось необходимым любой ценой защищать жизнь отдельных людей от дикости линчевания, и я делал это. После некоторых колебаний я настоял на принятии генералом Алексеевым поста начальника штаба Верховного командования. Несмотря на все раздражение по поводу Алексеева в широких демократических кругах, невзирая на его упорный личный отказ, в течение сорока восьми часов, пока не проявилось реальное соотношение сил, я продолжал настаивать на том, чтобы он принял эту должность. Мне было понятно, что только Алексеев, благодаря своим связям в Ставке и своему безграничному влиянию среди высших военных кругов, сможет успешно выполнить задачу по безболезненной передаче командования в новые руки из рук Корнилова. Если я точно помню, Алексеев был вызван рано утром 27 августа. В ту ночь он был уже в Петрограде, и до утра 30 августа он не давал решительного ответа на сделанное ему предложение — принять должность начальника штаба. Между тем время шло; вопрос о Верховном командовании так и оставался неясным в Ставке; в самом сердце армии все еще оставался Корнилов, продолжавший издавать технические приказы. Все это приводило к огромной нервозности среди масс, которые еще не оправились от чувства паники, охватившей их. На этой почве настроение начать «самим по себе», чтобы «покончить» с Корниловым, быстро росло с каждым часом, поскольку власти также не могли «убрать его» из Ставки или находились с ним в «сговоре»! Положение становилось поистине серьезным, поскольку, не говоря уже о соображениях гуманности и чести, было невозможно позволить малейшее вмешательство и еще меньше — расшатывание работы Ставки. Промедление, с одной стороны, и нервное упорство, с другой, становились совершенно невыносимыми! Тогда мне пришлось прибегнуть к приказам в форме ультиматума по отношению к медлившим и в то же время сдерживать нервных добровольцев, которые готовы были броситься, чтобы «продавить» Корнилова. Процитирую хьюгсограмму, отправленную 1 сентября начальником моего военного кабинета Барановским в Ставку, которая точно описывает состояние дел в то время:
«А. Ф. Керенский установил для генерала Алексеева срок два часа, которые истекают в 7:10 вечера, но ответа до сих пор нет. Главнокомандующий (то есть Керенский) приказывает, чтобы генерал Корнилов и его сообщники были бы немедленно арестованы, поскольку любое дальнейшее промедление будет угрожать бесчисленными бедствиями. Демократия взволнована сверх меры и постоянно угрожает взорваться; последствия этого предвидеть нетрудно. Такой взрыв в форме движения со стороны Советов и большеви-ков ожидается не только в Петрограде, но также в Москве и в других городах; в Омске командующий войсками был арестован, и власть его передана Советам. Обстоятельства таковы, что дольше медлить невозможно; альтернатива либо в опоздании и крушении всей работы по спасению страны, либо в немедленных и решительных действиях и аресте людей, на которых вам указано. Тогда борьба еще будет возможна. Другой альтернативы нет; А. Ф. Керенский ожидает, что мудрость государственного человека подскажет решение генералу Алексееву и что он немедленно к нему придет: арестовать Корнилова и его сообщников. Я жду у аппарата вполне определенного и единственно возможного ответа о том, что люди, участвовавшие в мятеже, арестованы. Вы должны понимать накал политических движений, которые возникли из-за обвинения правительства в бездействии и попустительстве. Говорить больше невозможно. Необходимо принять решение и действовать»
Немного позднее пришел ответ от самого генерала Алексеева: «Около 10 часов вечера генерал Корнилов и другие арестованы».
В то же время генерал Верховский, уже военный министр, попросил меня и почти настоял на получении разрешения направить целую военную экспедицию в Ставку и послал Алексееву следующую телеграмму:
«Сегодня я выступаю в Ставку с большим вооруженным подразделением, чтобы положить конец этой насмешке над здравым смыслом, которая все еще имеет место. Корнилов и другие (чьи имена следуют) должны быть немедленно арестованы; такова цель моей поездки, которую я считаю совершенно безотлагательной».
Излишнюю нервозность и агрессивность тона Верховского, вероятно, можно отчасти объяснить переговорами, состоявшимися 24 августа в Ставке, а также телеграммой за № 6457, которую он получил 27 августа от генерала Корнилова. Вот она: «В настоящий угрожающий момент во избежание гражданской войны и чтобы не допустить кровопролития на улицах Москвы, я приказываю вам подчиниться мне и отныне выполнять мои приказы».