Серега озадачился: он вот сию минуту объяснял барину, что никакой злости к Варьке не чувствует, а тот свое гнет – поквитаться да поквитаться… Значит, ему зачем-то нужно, чтобы Серега поквитался с Варькой. Коли так, то лучше согласиться, спорить с господином Ехменьевым опасно.
– Конечно, хочу! – не моргнув глазом, ответил Серега, и барин довольно потер руки:
– Ну, давно бы так. Кстати, скажи, боится ли она щекотки?
– Щекотки? – изумился Серега. – А как же! Разве сыщется на свете такая баба, чтоб щекотки не боялась? Варвара же – особенно. Чуть тронь ее за бочок, она хи-хи-хи да ха-ха-ха, так и рассыплется!
– Хорошо, – ухмыльнулся Ехменьев. – А теперь веди сюда Варвару!
И Серега проворно выбежал вон, чтобы спустя некоторое время вновь явиться в комнате барина, теперь уж волоча за руку дебелую и красивую молодую женщину, одетую кое-как, потому что вызвал ее Серега условным посвистом прямо из постели. На лице Варвары еще сияли отсветы доверчивой надежды – ведь она крепко любила Серегу, страшно мучилась из-за его равнодушия, а с Минькой-кузнецом и впрямь загуляла лишь для того, чтобы возбудить охладелые чувства бывшего любовника. В первую минуту, лишь только Варвара увидала Серегу под своим окошком, мелькнула у нее мысль, что и впрямь воротились прежние времена, однако в объятия свои Серега ее не заключил, целовать не целовал, а прямиком потащил в барский дом. Но и тут Варвара еще не затревожилась: ведь в былые времена она часто бывала в господских покоях, где распутный Ехменьев любил попользоваться молодой и безотказной красотой… иной раз поочередно со своим ловчим. Да, любил, любил «благородный» господин иной раз изваляться в грязи по самую макушку! (Как ни странно, добавим от себя: после таких вакханалий а-ля рюсс он с большей злобою начинал донимать ревностью жену, ибо судил обо всех по себе.)
Итак, Варвара вошла в барский кабинет со спокойной душой, и даже когда Серега по знаку Ехменьева подскочил к ней и сорвал с нее платье, она еще пыталась глупо улыбаться. Но тут барин рявкнул:
– А теперь, Серега… а теперь щекочи ее!
Серега, который уже смекнул, о чем прежде вел речь барин, подступил к Варваре, щекоча ее подмышки и бока, и скоро послышался ее визг:
– Ой, не могу! Отстань, Серега! Щекотно! Ха-ха-ха!
Итак, она еще смеялась! Но спустя мгновение смех Варьки превратился в истерические, неудержимые и бессвязные стоны, изредка перемежаемые вскриками Ехменьева:
– Так ее, хорошенько! Крепче ее, крепче! Нет, не вывернешься!
Серега же, словно одурманенный, знай щекотал свою жертву, которая уже стонала нечеловеческим стоном – тем самым стоном, который вызвал такой ужас в душе Путилина…
– Экое скотское озверение! – пробормотал Иван Дмитриевич, застывший под окном и не знающий, что делать: ворваться в комнату и прекратить издевательство или оставаться безучастным свидетелем его. Последнее было противно его натуре, и сейчас он клял себя за то, что не взял оружия. Сможет ли он голыми руками справиться с озверелым барином, который раза в два превосходил его размерами фигуры, а еще с его прихвостнем, который, сомнения нет, и перед убийством не остановится…
Впрочем, пока Путилин колебался, судьба решила за него: Серега остановился и, тяжело дыша, уставился на Варвару, которая внезапно перестала стонать и содрогаться.
«Неужели умерла?!» – в ужасе подумал Путилин, кляня себя за медлительность.
– Померла никак? – пробормотал и Серега. – Да нет, живая, обеспамятела только.
– Ну так отлей водой, – возбужденно дыша и потирая руки, велел Ехменьев.
– Может, хватит с нее, а, барин? – робко попросил Серега. – Не ровен час, до смерти ухайдакаем. А я с ней, может, опять сошелся бы, сейчас гляжу – и жалко ее, дуру. Такой бабы поискать. Глядишь, она и вам еще сгодилась бы. А, барин? – искательно бормотал он.
– Ладно, довольно, – кивнул Ехменьев, меряя оценивающим взором жертву. – И впрямь – хорошая баба. Небось не хуже моей красавицы! А ведь поди ж ты, Серега, она меня словно присушила. Сам понимаю, что тварь она, тварь, которая со всяким кокетничает, словно пошлая гризетка, что раньше у нее любовников, может, море было, да и теперь так и норовит она обмануть меня… а все же томлюсь без нее. И люблю, и ненавижу. Один выход – избавиться от нее. Только с ней моя ревность сгинет, в одну могилу она с женой ляжет!
Путилин насторожился. Итак, преступник сам заявил о своем намерении… Он решился на убийство, но когда, когда? Что, если сейчас?!
Путилин уже понял, что за картина открылась ему сей ночью. Не один Ехменьев слышал о знаменитой «пытке Ивана Грозного»… кстати, очень может быть, приписываемой великому государю сонмищем клеветников от истории.
Впрочем, не о них и не об Иване Грозном сейчас речь.
На всякий случай Иван Дмитриевич решил побыть в ехменьевском саду еще немного. Впрочем, скоро ему стало понятно, что больше ничего ужасного нынче не произойдет. Серега отлил водой и уволок чуть живую Варвару, а Ехменьев, велев ему прийти завтра, рухнул на диван, стоявший тут же, в кабинете, и вскоре захрапел.