Приди ко мне во сне

Джен Хадсон Приди ко мне во сне

Пролог

Я часто чувствую по ночам,

Как звезды протягивают свои

Ласковые сияющие пальцы

И, пройдя сквозь плоть,

Сжимают ими мое сердце.

Это – как объятие любимого. И оно

Обещает впереди такую любовь,

Что переживет даже

Эти бесконечные пески – дом мой…

Бедуинская песнь

Он явился к ней из темноты. Эта темнота все еще обволакивала его, не давая возможности разглядеть лицо. Единственной приметой были глаза. Острые, пронзительные. На этот раз они были голубыми. Вот таким голубым светом иногда вспыхивает прозрачный кристалл.

Знакомое чувство всколыхнуло ее. Осветило внутренним светом. Это чувство было любовью. Она улыбнулась и протянула к нему руки. Он слегка прикоснулся губами к ее виску, а затем нежно поцеловал в губы. Души их в этот момент слились воедино, и отныне они будут так существовать в этом сюрреальном мире бесконечно. Когда же он подался назад, все существо ее переполнилось грустью и щемящей тоской.

Она не видела, но знала: он улыбается. Чувствовала это. Потоки божественного тепла ласкали ее, как солнечные лучи. Неожиданно он надел ей на шею цепочку с золотым кулоном – это была изысканная фигурка сокола, – и в этот момент черты его лица прояснились. Стали различимы высокие скулы, твердый подбородок и темные усы.

– Мне пора, – прошептал он. – Я жду тебя. Жду…

Он растворился среди причудливых теней. А его слова продолжали эхом отзываться из мрака:

– Я жду тебя. Жду…

Мери Воэн мгновенно проснулась. Оказывается, она сидела, выпрямившись, в постели, а ее правая рука сжимала кулон. Другая же рука с мольбой была протянута в ту сторону, где исчезла фигура. Но правая рука сжимала только воздух, а левая делала драматические жесты викторианской полке для шляп, висящей в углу.

В своей спальне она была одна, и, конечно, это был всего лишь сон, но все равно это выглядело очень глупо. Мери почувствовала себя неловко.

Она сделала попытку засмеяться – смех получился каким-то неестественным. Попыталась снова заснуть, но куда там – она была слишком возбуждена, чтобы спать. Вариации одного и того же сна вот уже несколько лет тревожили ее, а в последние месяцы они участились. И с каждым разом ночная драма приобретала все более и более реальные очертания, а мужчина, герой ее снов, становился все более определенным. Она и сейчас еще продолжала ощущать его запах, а ее кожа помнила прикосновения губ и рук призрачного возлюбленного. И главное – он сегодня в первый раз заговорил. Что бы это могло означать?

Покрутившись в постели еще полчаса, Мери наконец сдалась. Она заварила ромашковый чай и устроилась, в кресле-качалке. Поджала колени к груди, натянула фланелевую ночную рубашку на ступни и, потягивая чай, принялась обдумывать свой сон.

Любой сон что-то означает – в это она верила твердо. Особенно такой эмоциональный и к тому же повторяющийся. Конечно, означает. Но что? Мери не вполне разделяла идею Фрейда, будто любой сон имеет сексуальную подоплеку. Да, конечно, ее сны (и этот, разумеется, тоже) были сексуальными. В этом не было никаких сомнений. Но… не только. Инстинктивно она чувствовала, что здесь заключено нечто большее, чем просто секс.

Сидя в полумраке спальни, Мери снова и снова прокручивала недавний сон с этим странным мужчиной, который казался ей таким знакомым. В конце концов она решила, что этот человек – часть ее самой, ее анимус [1], ее мужское начало. И оно призывает ее следовать за собой.

Хорошо, допустим, это так. Ее анимус говорит ей, что пришло время быть смелой и настойчивой, чтобы идти за…

Но за чем, собственно?