— Я скоро уезжаю в Бразилию, — сказал доктор Мессинджер. — Во всяком случае, это или Бразилия, или Нидерландская Гвиана. Трудно сказать. Границу так и не провели. Я должен был уехать еще на прошлой неделе, но мои планы рухнули. Кстати, вы, случайно, не знаете одного типа из Никарагуа, он себя называет то Понсонби, то Фитцкларенс?
— Нет, пожалуй, не знаю.
— Ваше счастье. Он только что украл у меня две сотни фунтов и несколько пулеметов.
— Пулеметов?
— Да, я всегда вожу с собой один-другой. Больше, знаете ли, чтобы попугать или для обмена, а теперь их не купишь. Вы когда-нибудь пробовали купить пулемет?
— Нет.
— Ну так вот, можете поверить мне на слово, это нелегко. Не войдешь же прямо в магазин и не спросишь с ходу пулемет.
— Да, вроде не спросишь.
— Конечно, в крайнем случае можно обойтись и без пулеметов. Но без двухсот фунтов мне не обойтись.
На коленях Тони лежал проспект, раскрытый на фотографии Агадирской бухты. Доктор Мессинджер заглянул в проспект через плечо Тони.
— Как же, как же, — сказал он. — Интересное местечко. Вы, конечно же, встречались там с Зингерманном?
— Нет, я там еще не был.
— Он бы вам понравился — очень порядочный человек. Большие деньги делал на продаже оружия атласским шейхам, пока их не усмирили. Конечно, при капитуляциях деньги сами в руки плывут, но он всех заткнул за пояс. Кажется, у него сейчас ресторанчик в Могадоре. — И мечтательно продолжал: — Вся беда в том, что я не хочу посвящать в это дело КГО[25]. Деньги на экспедицию нужно раздобыть у частного лица.
К часу комната набилась народом; какой-то египтолог показывал увязанных в платок скарабеев издателю церковного еженедельника.
— Пожалуй, пора идти обедать, — сказал доктор Мессинджер.
Тони не собирался обедать в Гревилле, но отклонить приглашение счел неудобным, к тому же он был свободен.
Доктор Мессинджер пообедал яблоками и рисовым пудингом. («Мне приходилось быть очень разборчивым в еде», — сказал он.) Тони съел холодный бифштекс и пирог с почками. Они сидели у окна в большом зале наверху. Места вокруг скоро заполнили члены клуба — в своих освященных традицией простецких манерах они зашли так далеко, что, откинувшись на стульях, разговаривали через плечо с сидящими за другими столиками, мешая работать и без того нерадивым официантам. Но Тони ничего не слышал, так увлек его рассказ доктора Мессинджера.
— …Понимаете, предание о граде ведет свое начало с шестнадцатого века, со времен первых исследователей. Местонахождение его определяли по-разному: иногда около Мату-Гроссу, иногда в верховьях Ориноко — там сейчас территория Венесуэлы. Сам я думаю, что град где-то в районе Урарикуэры. Я там побывал в прошлом году, и тогда-то я и сумел завязать отношения с индейцами племени пай-вай; ни одному белому еще не удавалось вырваться от них живым. Так вот, от пай-ваев я и узнал, где искать град. Никто из них, конечно, не бывал там, но
— Как вы думаете, а какой он, этот град?
— Трудно сказать. Каждое племя называет его по-своему. Пай-ваи называют его Блестящий или Сверкающий, арекуны — Многоводный, патамоны — Пестрокрылый, а варау, как ни странно, называют его тем же словом, что и любимое ими Душистое Варенье. Разумеется, нельзя предсказать, как цивилизация могла развиваться или деградировать, пребывая в изоляции пять веков.
Прежде чем уйти из Гревилля, Тони изорвал все проспекты — он сговорился участвовать в экспедиции доктора Мессинджера.
— И много вы в экспедиции ездите?
— Нет, по правде говоря, первый раз.
— А что, наверное, это интереснее, чем кажется со стороны, — признал компанейский пассажир, — иначе с чего бы все вдруг стали в экспедиции ездить?