После того как я долго питался высохшими черешнями, украденными у мышей орехами и сырой форелью из реки, мне до смерти захотелось попить молока. А молока в лесу сколько угодно, потому что каждый день сюда приходит целое стадо коз. Я решил: подкараулю какую-нибудь козу в кустарнике, схвачу её и надою молока. Сказано — сделано. Я спрятался в кустарнике, выбрал козу с большим выменем, схватил её за ноги и начал доить. Как завопит этот дьявол! Щекотно ли ей стало, или она испугалась, не знаю, но разбушевалась коза и давай лягаться — вот что вышло! Я сжал ей горло, но она испугалась ещё больше и ещё сильнее начала блеять. Тогда я её отпустил, но уже было поздно: пастух услышал, собаки залаяли, а я сломя голову бросился к оврагу, чтобы скрыться за водопадом. Это было чудесное укрытие, которое я обнаружил, пытаясь поймать форель среди камней под водой. Я увидел, что за водопадом в скале есть углубление наподобие пещерки, что там сухо и снаружи ничего не видно, потому что водопад прикрывает пещеру словно занавеской. И вот к этому укрытию я и поспешил. Пастух меня не видел, но по сломанным в кустарнике веткам понял, в каком направлении я побежал, и со злыми собаками преследовал меня по пятам. И они бы меня нагнали, если бы в последнюю минуту я не скрылся за водопадом.
Пастух, задыхаясь, остановился возле реки и огляделся по сторонам, но в это время я исчез. Ещё немного, и он бы вернулся и всё бы тихо и благополучно окончилось, но… пастуху вздумалось выпить воды, он наклонился и на песчаном берегу заметил мои необычные следы. А они — вы знаете, как я был обут, — действительно были необычными, и проклятый пастух очень удивился. Он долго смотрел, чесал в затылке, садился на корточки, вставал, уходил, два раза возвращался, чтобы посмотреть на мои следы снова.
Наконец пастух ушёл совсем, колокольчики, что висели у коз на шее, смолкли, а я дождался темноты и только тогда покинул водяное укрытие, но тревога и тяжёлое предчувствие меня не покидали. Пастух не был дураком и хорошо понимал, что звери не ходят в перевязанной обуви. А для того чтобы ходить в такой обуви, человек должен быть либо партизаном, либо сумасшедшим. Я надеялся, что пастух окажется хорошим человеком и будет молчать. И с этой надеждой я и прожил следующие три дня. Вставая так же рано, спускался к реке, умывался, а потом принимался за поиски пищи. Я уходил довольно далеко. В двух-трёх часах ходьбы от моего убежища простирались поля Равногория, и там, укрывшись в листве какого-нибудь большого дерева, я смотрел на пахарей, дровосеков. Я наблюдал за ними и, конечно, если только представлялась возможность, брал то, что мне было нужно. Таким образом, из их сумок я снабдил себя солью, кукурузной мукой и даже спичками, которые хранил, как драгоценность. Потом я украл топор и даже охотничье ружьё у одного заснувшего охотника. Патронташ взять не решился, потому что охотник был им опоясан; ружьё не было заряжено, но, как увидим, позднее оно выполнит свою задачу. Мне нужен был ещё нож, я тогда мог бы зарезать какую-нибудь овцу и сделать пастырму[3], а из кожи — царвули на зиму.
После случая с козой я опять пошёл к полю, надеясь, что удастся достать нож, но напрасно — люди теперь не вешали сумки на деревья, а держали их возле себя. Опытный партизан сразу бы понял, что его присутствие в лесу обнаружено, но я был ещё неопытен и спокойно возвращался к тайнику. Больше того — в горах в этот день не слышалось позвякивания козьих колокольчиков. Это, вместо того чтобы насторожить меня, успокоило, и я пошёл даже не по лесу, а по тропинке. Как сейчас помню, спокойно шёл и жевал листья бука, как вдруг вылетела сойка с криком: «Кря-а-а-а, кря-а-а-а, кря-а-а-а!»
«Опять какая-нибудь лисица», — подумал я и пошёл дальше, но за сойкой появился дрозд. Он вместо своего обычного «тю-тю-тю» кричал: «Джик-джик-джик!» — что звучало ещё тревожнее. Вместе с тем дрозд поворачивал хвостик то влево, то вправо, словно говорил: «Нет! Нет! Нет!»
После дрозда подал голос зяблик, за ним воробьи, и моментально встревожился весь лес. Меня охватило тяжёлое предчувствие, и в следующее мгновение я шмыгнул в густой буковый лес и там стал ждать, что же произойдёт дальше. Спустя немного из-за дерева показались два жандарма. Если бы я ещё немного задержался на тропинке, то попал бы в засаду и жандармские пули продырявили бы меня, прежде чем я успел бы двинуться с места.
Если бы не тревога, поднятая птицами…
Жандармы шли рядом медленно и бесшумно. Сойка всё ещё продолжала кричать, но они не обращали внимания ни на неё, ни на дрозда, ни на воробьёв. Жандармы не знали птичьих сигналов и не могли понять, что об их присутствии известно. Они прошли мимо меня, и я почувствовал запах солдатских сапог.