– Да, вот именно! Поэтому ты и побоялся пройти инициацию! По той же причине ты решил запретить её повсеместно. Тебя пугает сама мысль, что даже кто-то, помимо тебя, может отпустить вожжи твоего контроля над сфинктером, – рассмеялась богиня. И да, не думай, что это такой большой секрет, что вместо сиацоатля ты решил отравить свой родной остров химикатами, продавая их на чёрном рынке и всячески замещая этими суррогатами святой обряд. Не удивлюсь, что идея сгноить шаманов и обвинить их в самом нелепом – магии убийства – тоже дело рук твоего боязливого очка.
Дикобраз же снова начал расти и уже цеплял своими шипами и рогами белье, на котором возлежала богиня. Оно начинало вибрировать и переливаться всеми цветами радуги по геометрическим контурам, которые исходили в свою очередь от сердца небожительницы.
– Похоже, ты так и не уяснил одной вещи – меня можно добиться, лишь предложив какой-либо дар, – с лёгким презрением ухмыльнулась Гелла, – но, никак не забирая дар созидания и открытий у моих детей. Ведь в таком случае всё, что останется у тебя – лишь спрессованное …
Зверь кинулся на богиню и, придавил её своим весом, воткнув в её тело все свои иглы, одновременно насадив на рога. Животное, отчаянно сопя, испускало острую вонь и нестерпимый жар.
– Ты, – прозвучали тысячи голосов, слившиеся в единый запинающийся рык, – ты, ты всё равно моя. Моя! – выплёвывал слово за словом зверь.
– И убийство должно было заставить захотеть тебя? – презрительно хихикнула Гелла.
– ДА! Я убил своего создателя, потому что он мешал мне! – брызгал слюной зверь, чувствуя свой триумф и соитие с богиней, которое случится сейчас, прямо… – Я убил вождя! – с триумфом возвестил Стальной Орёл.
– Попался, – тихо прошептал голос снизу.
Весь свет зверя и его огромная туша тут же растворились, превратившись в туманный мираж, и нынешний вождь теперь смотрел на придавленную журналистку, но никак не на Богиню, что его хотела.
– Похоже, это признание с поличным, – улыбнулась Гелла. – О? Что за лицо? Или я уже не такая привлекательная, как в твоих…
Орёл быстро машинально вытащил пистолет из кобуры и, направив на лоб женщины, нажал на крючок.
105. – Бам!
– Ой! Ой!
– Что за ой-ой? – рассмеялся шаман, – о чём ты там задумалась?
– За… Задумалась? – с озадаченным видом уставилась на своего друга девушка. Хоп возвышался над ней и указывал на неё пальцем.
– Я… Я… – тихо прошептала девушка. Ей хотелось столько рассказать своему другу, стольким поделиться, за последние несколько мгновений она увидела прошлое и будущее, то, как они сливаются воедино и образуют тоннель реальности, в котором открываются тысячи окон, ведущих к миллионам разных событий, сплавляющимися воедино и образующими то, что называется жизнью. Это было так непостижимо и одновременно с этим удивительно просто, что слов для описания нельзя было найти, но даже несмотря на это, Гелла была уверена, что они просто обязаны существовать.
Хоп убрал палец, сжав руку в кулак, и затем разогнул пальцы в примиряющем жесте. – Не стоит так напрягаться, – улыбнулся он, – всё, что ты узнала, нужно лишь тебе, и не дай словами испортить то, что ты видела, тем более, что впереди тебя ожидает ещё одно, не менее занимательное открытие.
Гелла вновь покрылась мурашками, и каждый из этих маленьких сигналов нашёл свое пристанище точно по силуэту удивительного по красоте цветка, что расцвёл по всему телу девушки и покрыл её несмываемыми узорами, что рассказывали историю о бабочке-богине, которую она слышала от своего отца.
– И ты бы хотела снова её услышать? – присев рядом, спросил странник, принявший на этот раз вид Джима.
Гелла вгляделась в лицо собеседника, которое тут же приняло черты её друга, которого она знала со времен начала конфликта в стране Змея.
– Я хотела бы… Но он, как и ты …
– Мертвы? – без всякого драматизма закончил за неё солдат.
– Ммм, – только и промычала девушка, чувствуя, что просто не может переварить такой пренебрежительности по отношению к смерти, в особенности своей.
– Тут нет ничего страшного. Главное, – Джим опустил глаза, – чтобы это не доставило боли остальным.
Гелла тут же затряслась. Она вспомнила встречу с семьёй Джима и осознала, что хоть она и проводила долгие часы вместе с женой погибшего воина, да и не только с ней, со всеми, кто потерял близких в безумной мясорубке истории, она не могла, просто не могла исцелить ни в коей мере ран людей и устранить фантомные боли, которые впиваются в душу каждый раз, когда рядом нет того, кто ещё совсем недавно держал тебя за руку.
– Это лицемерие, – выдохнула Гелла, тут же испугавшись своего животного рыка.
Однако этот отвратный жест не отвратил, но рассмешил Джима. – Ого, Гел, это на тебя не похоже, куда же делась твоя стойкость?
Девушка уставилась в пустоту, вспоминая тысячи комнат, в которые были заключены она и люди, которым она пыталась вернуть надежду.
– Это всё ложь. Лицемерие и ложь, – протараторила она.
– Вот как?– заинтересовался Джим. Объясни.