Проект «Платон»

— Брюсову некогда принадлежала эта земля. Задолго до революции. А дом построил ещё дед Васильева. Он у него был учёным, академиком. Обласканным властями и всё такое.

Андрей, так ничего и не разглядев в окнах, подошёл к двери. Ручка не выглядела пыльной и заброшенной.

— Неплохо бы попытаться снять отпечатки.

Он выразительно посмотрел на Степана. Тот, демонстративно вздохнув, отправился в машину. Андрей присел на ступеньки и закурил.

Высокое небо ещё долго будет светлым, а закат непременно потрясающим — красочным, масштабным. Невдалеке плещется вода — село стоит на берегу водохранилища, запруженного из Москва-реки. И совсем не хочется верить, что информация, изложенная в анонимном письме, правда. Она просто не может быть правдой в мире, где есть такое небо! Зачем тогда богу надо было всё это создавать?!

Степан уже возился с ручкой.

— Нет здесь никаких отпечатков. Чисто. Даже слишком. Заковыристая, мать её! Львиная башка. Тут даже если и осталось бы что — без толку.

— Надо войти, — затушив окурок о подошву и сунув в карман, спокойно отреагировал Андрей.

— Только если ты скажешь, что именно мы хотим там найти.

— Мы не хотим. Даже очень не хотим там ничего найти!

Степан сверлил Андрей взглядом, помахивая отмычками и давая понять, что с места не сдвинется, пока не услышит от товарища хоть какие-нибудь разъяснения. Андрей вздохнул. Если Степан всерьёз упёрся — с места не сдвинешь.

— Мы очень не хотим — ещё раз подчеркнул он — обнаружить в этом доме тела молодых блондинок: Марины Апексимовой, Анастасии Чиргадзе, Дарьи Мамоновой и Юлии Сироты. Предположительно! — Андрей задрал указательный палец, давая понять, что он не берёт и не желает брать на веру такое предположение и рад будет опровержению такового.

— Ни одной знакомой фамилии, — заключил Степан, немного повертев головой. Что в его случае означало напряжённый ментальный акт.

— Они не в розыске, я проверил. Не пропавшие. Никто не заявлял. Мало того, в источнике были ссылки на их социальные сети — судя по активности которых, девицы вполне живы и здоровы. Я обзвонил родных и близких — тоже ни малейших признаков беспокойства. Что не удивительно — девушки взрослые, а у троих из них только отцы, а у четвёртой — ни отца, ни матери.

— А чего это не удивительно?! — Чуть обиженно проворчал Степан.

У Степана было трое дочерей. Старшая как раз вошла в ядовитый подростковый возраст, и все заботы, с этим связанные, он, с опаской, свойственной большинству взрослых мужиков, переложил на жену, прикрываясь занятостью на работе и тем, что ничего в этом не понимает.

— Оттого и не удивительно! — Усмехнулся Андрей.

— Тебе-то хорошо! Ни жены, ни детей! Можешь орлом парить. Но это пока курятником не обзаведёшься! Попомнишь потом…

— Ладно, — перебил Андрей. — Первыми тремя девицами, как выяснилось, недавно интересовались парни из психушки, возглавляемой покойным.

— А четвёртой?

— А о четвёртой рассказать некому. Телефоны не отвечают.

— То есть, если предметно — никакого хипеша? — хмыкнул Степан.

Андрей кивнул.

— И мы их не хотим обнаружить здесь, да ещё и в виде тел?

Андрей снова кивнул. Степан ещё некоторое время пребывал в сомнениях.

— И всё-таки, они чьи-то дочери. Хм. Ладно. Давай быстренько убедимся, что их здесь нет и…

И Степан сосредоточился на выборе отмычки. В деле вскрытия замков любой сложности он был большой умелец. Здесь это и минуты не заняло.

В прохладной гостиной было тихо и пасторально. Степан поначалу даже дыхание задержал — опасаясь втянуть полной грудью тошнотворный запах разлагающейся плоти, известный операм ничуть не хуже, чем санитарам морга судебки. Но ничего такого. Пахло разогретым деревом, травами, уютом. Пахло всем тем, что моментально переносит в детство, в блаженство летних каникул, в благостное плодотворное безделье, когда ещё вся жизнь впереди и ты всё сможешь, всё сделаешь, всё успеешь. Ты царь и бог, несмотря на то, что червь и раб — и бабушка уже грозила тебе хворостиной.

Видимо, всё то же самое, или что-то похожее почувствовал и Андрей, потому что он шумно вдохнул полной грудью. И шумно выдохнул. И это был не вздох облегчения, а именно что исключительно ностальгии по тем безвозвратно ушедшим временам, когда ты мог рыдать над обнаруженным в лесу мёртвым ёжиком, а не деловито и сухо работал над раскрытием убийств. Андрей отдавал себе отчёт, что будь сейчас в этой гостиной четыре трупа молодых женщин — это не вызвало бы в нём особых эмоций. Куда уж такие рыдания, как над попавшимся ему на пути ёжиком, погибшим одним из засушливых лет его детства. Он встряхнул головой.

— Ничего такого, — подытожил Степан.

— Давай осмотримся. Только зашли.

— Да где бы на двух этажах ни были трупы — запашина бы стояла такая, что глаза вытекут!

Степан тоже стряхнул с себя всё то, что в русском человеке вызывает старый хороший деревянный дом в деревне, и вернулся в привычное скептическое хмыкающее настроение.