Эти истории вызывают ужас, а некоторые из них, вероятно, достаточно правдивы. Из последних, которые все передают друг другу в Вайкики, самая жуткая — о «целой семье из Сан-Франциско», юристе, его жене и троих детях, которых изнасиловала банда корейцев, когда они на закате гуляли по берегу моря. Все произошло так близко от отеля «Хилтон», что люди, которые потягивали свои ананасовые дайкири на террасе отеля, до самой полуночи слышали крики несчастных, но они просто отмахнулись от этих криков, как будто это орали морские чайки, пирующие на прибрежных волнах.
— Даже не подходи
Корейская диаспора в Гонолулу еще не созрела, для того чтобы полностью ассимилироваться. Их опасается «народ хаоле», их презирают японцы и китайцы, над ними глумятся аборигены, а иногда ради спортивного интереса на них охотятся самоанцы, которые считают корейцев паразитами, чем-то вроде портовых крыс и бродячих собак.
— И держись
Я бросил быстрый взгляд в сторону бармена, перенеся вес на середину сиденья своего стула и опустив обе ноги на пол. Но тот крутил арифмометр, очевидно, не слыша бредовых речей Скиннера. Какого черта? Этот тип может схватить только одного из нас.
Я забрал свою зажигалку с барной стойки и аккуратно застегнул карман, где держал бумажник.
— Мой дед был корейцем, — сказал я. — Где можно встретить этих людей?
— Что? — спросил Скиннер. —
— Не беспокойся, — ответил я. — Они примут меня за своего.
— Да пошли они все в задницу, — вскипел Скиннер. — Они не люди. Пройдет еще сотня лет, прежде чем корейцам позволят общаться с человеческими существами.
Мне было немного не по себе, но я промолчал. Бармен все еще был поглощен своими денежными делами.
— Ладно, плюнь, — проговорил Скиннер. — Давай, я расскажу про негров, и ты на время забудешь про корейцев.
— Эту историю я слышал, — сказал я. — Про девчонку, которую спихнули со скалы, верно?
— Абсолютно верно, — кивнул Скиннер. —
Он понизил голос и склонился ко мне.
— Я ее хорошо знал, — сказал он. — Она была
Я кивнул.
—
Скиннер мрачно покачал головой.
— Пару раз она задела водопад, как раз на полпути вниз, а потом исчезла. И никто ее больше не видел, и следов тела не нашли.
— А почему? — поинтересовался я.
— Да кто же знает? — ответил Скиннер. — А этого типа даже не судили. Объявили «безнадежно безумным», и все.
— Точно, — сказал я. — Я помню это дело: «Черный дьявол в наушниках». Так? Это тот же самый парень, которого за несколько недель до этого забрали в полицию за то, что он пытался участвовать в Марафоне нагишом?
— Именно! Самый быстрый в мире чокнутый ниггер. Он полдистанции пролетел совершенно голый, пока его не поймали. Этот ублюдок точно
— Ерунда! — сказал я. — Это его не извиняет. Этих чокнутых фриков, которых тянет всех убивать, следует кастрировать.
— Это точно, — кивнул Скиннер. — Теперь так и делают.
— Да ты что?
— Самоанцы, — сказал он. — Тут на шоссе была пробка… Слушай! А что, ты разве
Я отрицательно помотал головой.
— Ладно! — ухмыльнулся Скиннер. — Это замечательная история как раз и говорит о том, что твои самые жуткие ночные кошмары в любой момент могут обернуться явью. Причем никто тебя заранее не предупредит.
— Отлично, — сказал я. — Давай послушаем. Я люблю такие байки, они пробуждают во мне мои самые тайные страхи.
— Еще бы, — довольно усмехнулся Скиннер. — Паранойя здесь — заразная болезнь.
— Так что там про самоанцев? — спросил я.
— Про самоанцев?
Скиннер пару мгновений внимательно рассматривал свой стакан, потом глянул на меня.
— Всех шестерых освободили, — сказал он. — Никто не согласился давать свидетельские показания… В общем, один бедолага в воскресный день попал в пробку на шоссе Пали, а перед ним — пикап, набитый пьяными самоанцами. Его машина раскалилась как чайник, но сделать было ничего нельзя — выйти не может, припарковаться и сбежать — тоже. Самоанцы разбили ему фары, мочились ему на капот, но он держался почти два часа — с закрытыми дверями и поднятыми окнами, — пока не вырубился от изнеможения и не упал грудью на кнопку гудка…