Проклятие Мафусаила

Пенелопа зажмурилась от яркого солнца, которое вывалилось из-за облаков, нарушая густую атмосферу всеобщего траура. Кто-то взял ее под руку и проводил к площадке, где должно было пройти официальное прощание с Харпером Джонстоном. Гроб с покойным утопал в живых цветах. Почетные гости рассаживались на стульях. Первый ряд зарезервировали для представителей семьи (то есть для Пенелопы), премьер-министра, мэра Лондона, вице-президента «Феникса» и нескольких человек рангом скромнее.

Пенелопа искала глазами среди гостей министра внутренних дел, но не находила. Она села напротив гроба. Хорошо, что покойный официально придерживался атеистических взглядов и имел натянутые отношения с церковью. Одно время в кулуарах ходил проект папского указа, согласно которому изобретение Харпера Джонстона следовало считать происками дьявола, а всем епископам, кардиналам и нунциям надлежало разъяснять прихожанам, что использование сыворотки недопустимо и богомерзко. Если бы Святая инквизиция не канула в лету, отца Пенелопы сожгли бы на костре. К счастью, настала иная эпоха. Уже немолодой понтифик Пий XII, почувствовав, что с каждым годом ему все труднее проводить службы, да и вообще — тягостно на душе, поддался уговорам нескольких прогрессивных священнослужителей из своего окружения и попробовал сыворотку. Произведенный эффект так его вдохновил, что проект указа сам собой растворился в небытие, а церковные служители с тех пор стыдливо делали вид, что сыворотки как будто бы и не существует. По слухам, деликатная комбинация с привлечением прогрессивных папских сановников обошлась Джонстону в нешуточную сумму и строительство нескольких летних резиденций на берегу Средиземного моря. Впрочем, оно того стоило. Пенелопа признала обоснованность этих расходов, а в настоящий момент ее больше всего радовало, что церемония пройдет без изматывающей католической службы.

По плану мероприятия, первое полагалось выступить ей, но Пенелопа разыграла приступ безудержных слез и попросила избавить ее от этих мук. Взявший на себя функции распорядителя известный телевизионный журналист, с благородным пробором в волосах, предложил выйти к микрофону ближайшего друга покойного, господина премьер-министра. Оскар Линдли, сидевший справа от Пенелопы, сжал ее руку, демонстрируя поддержку в столь трудный час. Выйдя на трибуну, он обвел взглядом присутствующих, а затем обращался уже исключительно к телекамере. Пока он говорил, к гробу за его спиной подошли служители похоронного бюро и открыли верхнюю крышку, чтобы желающие могли проститься с Харпером Джонстоном. Пенелопа сразу наклонила голову и спряталась за черным платочком, чтобы не видеть его лица. Она слушала премьер-министра вполуха. Оскар Линдли, развивая мотивы недавнего выступления по телевидению, вновь обещал отмщение, разбавляя обличительную риторику лирическими отступлениями о том, каким удивительным и замечательным человеком был покойный при жизни. В заключение он направил взор к небу: «Харпер, я уверен, ты меня слышишь. Знай же, дорогой друг, что трудами своими на Земле ты обеспечил себе место в вечности!» Тут Пенелопа не выдержала и прыснула в кулачок, чего, к счастью, никто не заметил. Когда он закончил и вернулся на свое место, она наклонилась к нему и прошептала, что хотела переговорить с ним с тет-а-тет после завершения церемонии. «И я хотела бы увидеть министра внутренних дел», — добавила Пенелопа. Линдли, не моргнув глазом, чуть заметно кивнул.

К микрофону потянулись менее значимые персоны. Ученые мужи, чиновники средней руки, бизнес-партнеры. Каждый из них считал своим долгом после прочувствованной речи, которая почти один в один совпадала с произнесенной предыдущим оратором, проникновенно взяться за край гроба, шепча какие-то слова, а иные не брезговали наклониться и прикоснуться губами к выпуклому бледному лбу. Потоку постных физиономий не было конца. Пенелопа изнывала от скуки.

Из рассеянной задумчивости ее вывел телеведущий, который настойчиво призывал ее выйти вперед. Она впала в ступор и не сразу сообразила, что от нее требуется поставить точку в мероприятии — попрощаться с отцом, а уже потом его перенесут в склеп. Линдли, чертов осел, не придумал ничего лучше, чем ободряюще улыбнуться и предложил свою руку, чтобы Пенелопа оперлась. Совсем рядом проплыл рыбий глаз объектива телекамеры, вынуждая ее подняться.