Прокурор идет ва-банк

Багиров презрительно рассмеялся. Он всегда знал, что Борзов мог действовать только чужими руками, но не думал, что чье-то убийство его так испугает.

— Кто тебе говорил за убийство! — произнес Багиров с неожиданным одесским акцентом. — Послал лишь попугать и предупредить Оболенцева. Амбал горлышко ей немного придавил и попросил передать жаверу, чтоб линял, пока не заделали.

— И помогло твое предупреждение? — язвительно проговорил Борзов.

— Они еще не встречались! — пояснил Багиров. — Вечером встретятся. Знаю точно. У нее на хате. Я дам команду. Мы их там и накроем.

— Только без глупостей! — опять рассвирепел Борзов. — Я не хочу, чтобы сюда все «важняки» Союза прикатили. Поглядим на его поведение. Может быть, у них там, в Москве, план не выполнили. Если он обойдется мелочью, черт с ним, пусть куражится.

— Лады! — сразу согласился Багиров.

— Какие еще лады, — передразнил Багирова Борзов. — На опережение работать надо. Сколько тебе говорить? Собрал одних дуболомов.

— Дай срок, появятся и другие! — пообещал Багиров. — Деньги в корне меняют человека. Штукатуров какой был, почти святой…

— Если будешь так работать, — сострил Борзов, — то срок тебе Оболенцев намотает.

Что случилось с белой «Волгой»?

По просьбе Ярыгина в фотолаборатории КГБ ему быстро отпечатали кадры с микро— и видеопленки.

Появившись в кабинете, где работал Оболенцев, он небрежно, но с некоторым шиком бросил фотографии на стол перед другом и сказал:

— В провинции очень быстро распространяются новости.

Оболенцев внимательно изучал бумаги, лежащие перед ним, и, не отрывая от них глаз, спросил:

— Ты имеешь в виду аресты?

Ярыгин ухмыльнулся:

— Это Петрарка думал все время о Лауре и говорил «…о ней одной». О твоей любви если и говорят, то в коридорах власти, причем, я уверен, с одной целью.

— Это с какой еще? — встрепенулся Оболенцев, задетый за живое.

— Как бы тебя через нее прищучить! — честно ответил Ярыгин.

— Уверен? — засомневался Оболенцев. — Откуда они знают?

— Уверен, уверен! — подтвердил Ярыгин. — Не уверен — не обгоняй! Сколько людей горели на любви… Вот, помню, один убийца мне признался, что от любви глупеют…

— Ну, спасибо за сравнение! Моя любовь никого не касается. Даже друга!

— Мое дело предупредить!

— Спасибо, я как-нибудь сам!

— Как-нибудь и дурак может, а ты у нас умный.

— Еще раз спасибо! Давай вернемся к работе… — перевел разговор Оболенцев. — Мне очень интересный документ попался на глаза, думаю, что специально подложили в папочку.

— Сомневаюсь! — отверг такое предположение Ярыгин. — Просто безалаберность.

— Фома неверующий! — отмахнулся Оболенцев. — Слушай внимательно: «Второго июня семьдесят восьмого года Борзов получил белую служебную «Волгу», но уже семнадцатого июня пересел на старую служебную, черную…»

— Старая любовь не ржавеет! — усмехнулся Ярыгин, слушая, однако, внимательно.

Оболенцев очень выразительно посмотрел на него.

— Извини, больше не буду. — Ярыгин сделал такую послушную и умильную физиономию, что злиться на него было совершенно невозможно, и Оболенцев продолжил:

— Аварий с белыми «Волгами» в июне того года не было, и в ремонт ни одна из белых «Волг» не поступала, я специально проверил…

— Когда только успел?

— Почему ты думаешь, что только ты работаешь не покладая рук? Что, по-твоему, произошло с ней шестнадцатого июня?

— С чего ты взял, что произошло? — удивился Ярыгин. — Может, черная престижнее?

— Из белой в черную по здешней жаре пересядет только идиот или сумасшедший. А Борзов не из таких! Он здоровье бережет: плавает, бегает, диету блюдет, массаж делает.

— Резонно! — Ярыгин внимательно посмотрел на Оболенцева. — Только если что и произошло, то за четыре года следы подчистили. Документов не найдем.

— Ты прав! На документы я и не рассчитываю. Единственная надежда — вдруг что-нибудь вспомнит дежурный по городу в ГАИ.

— Дежуривший шестнадцатого? — скороговоркой выпалил Ярыгин.

— Я послал Нора и Мишина, — пристально посмотрев на друга, спокойно сказал Оболенцев, — сидят сейчас, журналы дежурств изучают. Должны позвонить…

Почти тут же раздался телефонный звонок.

— Легки на помине! — обрадовался Оболенцев и, взяв трубку, услышал голос Нора. — Мы только что с Ярыгиным вспоминали вас, а вы тут как тут… Говори!

Оболенцев, слушая Нора, стал записывать данные на листе бумаги.

— Слушай, Нор, вы с Мишиным ни во что больше не влезайте, приезжайте! Что-о? Уволен?..

Он положил трубку.

— Шестнадцатого июня семьдесят восьмого года дежурным по городу был старший лейтенант Демиденко Владимир Иванович. Уволен из органов внутренних дел двадцать девятого июня семьдесят восьмого года по состоянию здоровья.

— Быстро его… уволили! — сразу все понял Ярыгин и стал собираться.

— Задание понятно? — по-дружески спросил Оболенцев. — Хоть из-под земли мне его найди!

Ярыгин направился к двери, по дороге спрашивая:

— Живым или мертвым?

— Живым, Ваня, непременно живым!

Как только закрылась дверь, Оболенцев опять погрузился в море бумаг, скопившихся на его столе. И сидел, изучая их, пока не стемнело.