Пропавший

Сморкаясь и всхлипывая, Жорик мочился за сараем, вслушиваясь в вой волков, — совсем обнаглели, серые разбойники, а может, это ветер подвывает в щелястой крыше? Он смотрел в небо. Звезд не было…

Но приезжали с записками люди, и стыдно было за недавние слезы.

Осенью в клубе на традиционном собрании овцеводов, где подводились итоги чабанского года, Жорик сидел в первых рядах. Накануне он смазал жиром сапоги, купил на оставшиеся от аванса деньги новую рубаху, поверх надел легкий овчинный тулупчик и смело прошелся по главной улице. Плен по шерсти он сделал, и по живому весу поголовья не оплошал, и теперь парился в тулупчике, не мигая пялился в президиум. Отгороженные от зала красным сукном, на сцене сидели чабаны-скотники, специалисты, председатель колхоза Базаров, ветврач Семенов, уже знакомый круглолицый начальник из райцентра. Все — в галстуках, с торжественными физиономиями. Ходили слухи, что Семенов уходит из колхоза на повышение, уже сдает дела и будет кем-то в райцентре. Не проработав и года! Мужчины на клубном крыльце качали головами, но сказать худого про ветеринара не могли, как и доброго, и соглашались, что начальству виднее.

Семенов говорил без бумажки — это было поразительно, особенно после нудного, с массой цифр доклада главного зоотехника. Выправив плечи, вперив негодующий взор куда-то в потолок — некоторые даже стали задирать головы: чего он там увидел? — Семенов, пуская золотые зайчики от очков, обрушил свой гнев на хромающую дисциплину у «ряда чабанов», а чтобы не быть голословным, то у товарища Нурова, который, несмотря на неоднократные замечания ветеринарной службы, продолжал пьянствовать в рабочее время, халатно относился к своим обязанностям, допустил заболеваемость и падеж вверенных ему животных. Куда, интересно, смотрит правление колхоза? При этом Семенов сослался на постановления партии и правительства, завершив выступление неоспоримой цитатой из газеты. Хочешь не хочешь — надо хлопать, раздались аплодисменты. Круглолицый начальник позже в своей речи отметил принципиальность коммуниста Семенова. Председатель нахмурился, бросил испепеляющий взгляд на Жорика, как нарочно, усевшегося районному начальству на обозрение. С задних рядов крикнули, что «наш Жорик всегда впереди», по залу пробежала волна смешков… Жорик мигом вспотел в тулупчике, съежился, влез в него с макушкой и до окончания собрания не высовывался. Слова Семенова сразили его наповал. Но странное дело, обиды на ветврача не было. Жорик впоследствии долго думал над этим фактом и пришел к выводу, что нечто подобное от Семенова ожидал.

Зато шибко возненавидел он своих земляков, которые жестоко посмеялись над ним в клубе. «Бараны! Темные люди! Сегодня я, завтра один из вес!» — мстительно думал он, шагая на следующий день по раскисшей дороге, проживая заново собрание в клубе и весь этот чабанский год. Он шел в правление.

Председатель колхоза Базаров, полный, с крупной неседеющей головой, сидел за облезлым столом в брезентовом плаще — подписывал бумаги. Жорик решительно пристукнул дверью. Базаров поверх очков удивленно посмотрел на колхозника Нурова. И от этого удивленного взгляда пропали, прямо-таки испарились злость и клокочущее чувство обиды, которыми Жорик старательно накачивал себя в коридоре.

— Ну? — равнодушно спросил Базаров, не оторвавшись от бумаг.

— Это самое… я это… — сдернул кепку Жорик и неожиданно выпалил: — Насчет Доски почета… Обновить…

— Доска почета, говоришь? — усмехнулся председатель, сразу поняв, куда клонит Нуров. Весной Жорик по просьбе того же Базарова вырезал из дерева Передового Колхозника — такую поставили перед ним задачу. Жорик и раньше вырезал буквы для красных уголков, за что, между прочим, ему прощались отдельные грешки. Передового Колхозника решили установить у входа в правление. Жорик загонял по лесу приставленного к нему парнишку — искали какую-то особенную лиственницу, надоел пилорамщикам своими придирками, но в назначенный срок, к Первомаю. выпятив нижнюю губу, принимал на крыльце поздравления. Метровый бюст Передового Колхозника вышел, по словам председателя, «на уровне», понравился женщинам из бухгалтерии, что означало полное признание. Но позже Жорик так убедительно рассказывал каждому встречному о том, что ему за «скульптуру» заплатили копейки, что та же бухгалтерия отказалась выдать чабану Нурову премию из-за допущенного в зимовку падежа на нагульной отаре. Жорик пожаловался на «зажим критики» председателю, и тот, поморщась, распорядился премию заплатить. Правда, кто-то успел выжечь на груди Передового Колхозника слово «Жорик». Мальчишки стали показывать на него пальцами. Жорик в расстройстве, не выбираясь в село, пропил премию на заимке, вслушиваясь в бормотанье транзистора.

Но веру в свой талант он не терял. И сейчас надеялся, что тот его выручит.

— Доска почета заказана. В городе, — веско ответил председатель и вновь зачиркал по бумагам.

Жорик покашлял.

— Приказ читал? Грамотный? — спросил Базаров, полистал календарь и вдруг закричал: — У тебя совесть есть, Нуров?!