Она разделит с ним жизнь, родит ему еще детей. Ее красота вызывала у него желание, не сравнимое ни с чем, испытанным прежде. Она принадлежит ему, и так будет вечно!
Однако хоть гордость завладела сердцем, горькое отчаяние разъедало душу. Он сомневался, окончательно ли Алана отбросила свою ненависть к нему? Любит ли его?
Меррик отдал ребенка Женевьеве, подошел к кровати, встал на колени и прошептал имя жены.
Ее ресницы дрогнули, и глаза распахнулись навстречу его взгляду. Алана улыбнулась нежной, безмятежной улыбкой, но вскоре зеленые глаза закрылись снова, и по ровному дыханию Аланы Меррик понял, что она заснула. Он поцеловал ей пальцы и губы и лишь потом встал и вышел из комнаты.
Алана проснулась лишь вечером. Последние лучи заходящего солнца проникали в комнату. Детский плач доносился из угла. Алана повернулась к колыбели. Женевьева была уже рядом с малышом. Она вынула ребенка из колыбели и перепеленала его. Алана наблюдала, боязливо пересчитывая пальчики сына. Плач стих, но когда Женевьева снова взяла его на руки, он заплакал вновь.
— Где наша мама? — посмеивалась Женевьева, поднося мальчика к постели. — А вот, мама, и наш молодой лорд! — она положила сверток возле Аланы. — Ягнятки мои, оба вы получили, что хотели!
Впервые держа на руках своего сына, Алана расцвела в лучезарной улыбке. С помощью Женевьевы она спустила рубашку и обнажила грудь. Ребенок крепко захватил сосок — с такой силой, что глаза у матери округлились от удивления. Она улыбнулась и, кончиком пальца проведя по красиво изогнутым бровям, прижалась губами к темному пушку на головке. Невыразимая радость переполнила ей сердце.
Ее сын был урожденным лордом. Она не смогла бы вынести, если б этому невинному ребенку пришлось столкнуться с такими же трудностями и страданиями, которые выпали на долю ей. Когда-нибудь он займет место своего отца, став таким же высоким и сильным, как Меррик. И норманны, и саксы будут почитать и уважать его.
Звук низкого мужского голоса прервал ее размышления. Муж! Она смотрела на него смущенно и радостно. Меррик не остановился у порога, он сразу подошел к кровати. Алана вспыхнула. Грудь была обнажена. Она не ожидала, что появится Меррик. Только сейчас Алана заметила, что Женевьева скромно удалилась, оставив новорожденного и родителей наедине.
Алана была поражена переменой, произошедшей с Мерриком. Он уже не был хладнокровным, безжалостным воином, некогда пленившим ее в лесу. В глазах у него светилась нежность, смягчавшая черты лица и заставлявшая сильнее биться сердце его жены.
Устремив взгляд на ее губы, он прошептал:
— Хочу поблагодарить тебя за сына, саксонка.
Большие глаза Аланы испытующе смотрели на него.
— Малыш… тебе нравится? — еле прошептала она.
В глазах Меррика мелькнуло какое-то особенное выражение, от которого душа Аланы зашлась от восторга. Его рука скользнула по густой массе — золотистых волос. Он нагнулся, их губы встретились в проникновенном поцелуе. В крови разгорался огонь. Свободной рукой Алана уцепилась за рубаху Меррика. Их сердца бились, как одно сердце.
От негодующего крика оба вздрогнули и… рассмеялись, обнаружив, что их сын выпустил то, к чему так жадно приникал. Алана смущалась взгляда Меррика, но не хотела, чтобы он уходил. Она переложила малыша к другой груди, как учила ее Женевьева. Ребенок жадно принялся сосать.
Сосредоточив все внимание на сыне, Алана погладила нежную щечку.
— Обри предсказал, что у нас будет сын, — прошептала она.
Алана скорее почувствовала, чем увидела удивление на лице Меррика.
— Ты не рассказывала мне, что Обри, как и ты…
— Нет-нет! Он никогда и не был таким, как я, — быстро ответила она, — но, умирая, говорил так уверенно, что я не могла не поверить в предсказание. И он не ошибся.
— Да не ошибся, — с улыбкой повторил Меррик. — А теперь, милая, давай-ка выберем имя для этого малыша, — он встретился с ней глазами. — Я подумал… может быть… Джеффри?
Алана так нежно ему улыбнулась, что у Меррика захватило дыхание.
— Пусть будет Джеффри.
Но, к сожалению, вскоре безмятежное настроение пропало. Только что получивший имя Джеффри заснул у ее груди. Меррик взял ребенка и осторожно переложил в колыбель. Вернувшись к Алане, он нахмурился, заметив, как затуманился ее взор.
— Что такое, милая? Тебе нехорошо?
— Нет, со мной все в порядке, — ответила она сдавленным голосом, — но я не могу думать… об ужасной смерти отца Эдгара. Меррик, я должна знать… как он умер?
Муж крепко сжал ей руки. Казалось, отвечать он не хотел, но все же ответил;
— Его убили ударом кинжала в сердце. Алана опустила взгляд на свою хрупкую руку, доверчиво лежавшую в руке Меррика. Смутная боль бередила душу. Теперь она была хозяйкой Бринвальда, но оставалась… ведьмой.
— Как люди могут думать, что я сделала такое? Ни разу в жизни я никого не обидела! Ни разу!
Она дрожала, прижавшись к мужу. Меррик произнес:
— Алана, тебе нельзя волноваться! Она уперлась лбом в его плечо.
— Боюсь, изменить ничего нельзя, Меррик. Мне… мне страшно! Зачем кто-то умерщвляет животных? И убил священника…
Могучие руки крепко обняли саксонку.