Вошел молча, не постучав, сохраняя на лице спокойное, чуть отстраненное выражение, увидев которое, Помпилио понял, что услышит плохие новости. А услышав – окаменел. Не переспрашивал, потому что влюбленный идиот исчез, и его место занял бамбадао. А бамбадао все понимал с первого раза. Но даже ему, сильному и жесткому, потребовалась целая минута, чтобы до конца, до каждой клеточки осознать случившееся. Чтобы боль поглотила его душу, но не сломала, а придала сил. Чудовищная боль помогла Помпилио сделать то, на что он потерял надежду и во что уже никто не верил – Помпилио встал на ноги.
Теодор бросился к нему, собираясь поддержать, но Помпилио поднял указательный палец, приказав слуге остановиться, постоял, чуть пошатываясь, затем распорядился: «Палку», оперся на протянутую трость и отправился к Лилиан. И ни один стражник не осмелился ему помешать…
– Ведьма права, – прошептал Помпилио, стоя перед окном гостиной. – Я помнил только смерть.
И продолжал помнить, но теперь эти воспоминания перестали сочиться кровью, а при имени любимой перед глазами Помпилио больше не вставал ее обугленный труп. Теперь он видел ее улыбку. Видел взгляд, которым она встретила его в Заграшлоссе. Видел ее восемнадцатилетней девчонкой на первом балу, той девчонкой, которая посмела отказать самому Помпилио дер Даген Туру. Слышал ее обещание.
– Ведьма действительно меня излечила…
Когда-то Помпилио думал, что самое трудное – признаваться в своих слабостях другим. Поэтому он недолюбливал исповеди и, случалось, лгал священнику. Со временем это прошло, и Помпилио понял, что в действительности нет ничего сложнее, чем признаваться в слабостях самому себе. Согласиться с тем, что ты не идеален и не столь силен, каким себя считаешь.
«Я люблю Лилиан…»
Нет, не так… В этой фразе и кроется главная ошибка, потому что в действительности она звучит так:
«Я любил Лилиан».
В одном слове – вся его боль. Боль, которая стала его жизнью. Его смыслом. И его проклятием.
«Любил…»
Вот что нужно понять: прошедшее время. Он долго не мог смириться с этим фактом, осознать его, а главное – принять. Он цеплялся за прошлое, как будто тот проклятый день на Кардонии можно прожить заново – счастливо. И ведьмин обман показал всю его глупость.
Лилиан больше нет.
Лилиан – прошедшее время.
Она останется с ним навсегда, в этом ведьма права, но Лилиан не сможет жить с ним. Придется расстаться по-настоящему, оставив от того, что было, только теплые, очень светлые воспоминания – в этом ведьма тоже была права.
– Я любил… – прошептал Помпилио.
И неожиданно понял, что в тумане любви к Лилиан он совершенно позабыл о женщине, потянувшейся к нему за помощью и поддержкой. Потянувшейся робко, неосознанно, но все-таки – потянувшейся.
Он знал, что Кира страшно переживает все, что с ней случилось, что их свадьба – это союз разбитых, обгоревших на Кардонии сердец, но был так увлечен своей болью, что не замечал ничего вокруг. Он поддержал Киру, не позволил ей рухнуть в пропасть отчаяния, но и только. После свадьбы много путешествовал, носился по Герметикону в поисках Огнедела, позволив жене справляться со своими проблемами самостоятельно.
Это было неправильно.
Это было жестоко.
А затем Помпилио поймал себя на том, что назвал Киру женой: впервые – в мыслях.
И улыбнулся.
– Я долго думал и теперь знаю точно, – сказал Помпилио, остановившись около кровати, на которой лежала ведьма. В той же, кажется, позе, в которой он ее оставил, до подбородка укрывшись простыней. – Мне есть за кого бояться.
– Ты уверен?
Помпилио помолчал, глядя на улыбающуюся Тайру, после чего неспешно и очень серьезно произнес:
– Спасибо.
– Я рада, что смогла помочь, – в тон ему ответила ведьма. – Я хотела тебе помочь.
Он кивнул и присел на край кровати. Вполоборота к женщине, не приближаясь.
– Кира – хорошая девочка, и вы с ней – замечательная пара, – сказала она, поскольку прекрасно поняла, за кого боится Помпилио. – Береги ее, и… и не беспокойся: от меня Кира никогда ничего не узнает. Ты и только ты примешь решение: рассказать ей о нас или нет.
– Договорились, – коротко ответил адиген. – А теперь расскажи об Огнеделе.
И теперь Тайра все поняла правильно: настало время решать накопившиеся проблемы. Она привстала, удобнее устроившись на подушках, и произнесла:
– Он явился за помощью. Ты обложил его со всех сторон, дышал в затылок, и он это знал. Он боялся. Он пришел ко мне, потому что я была его последней надеждой.
– Ты ему помогала, поскольку знала, что я буду искать Огнедела, пока не найду, а значит, он станет отличной приманкой, – произнес Помпилио, глядя ведьме в глаза.
– Не только поэтому, – спокойно ответила Тайра. – У Огнедела было чем заплатить.
– Что-то серьезное?
– Очень серьезное. Новая технология, которая перевернет Герметикон.
– Именно так? – поднял брови Помпилио.
– Именно так, – подтвердила женщина.
– Что за технология?
– Чуть позже… – Она улыбнулась. – А пока я расскажу о том, что Огнеделу недостаточно просто убить тебя. Он хочет, чтобы ты мучился, чтобы перед смертью ты увидел, как жестоко он убьет Киру.